"В.Сапарин. Непредвиденное испытание" - читать интересную книгу автора

Сидевший в кресле увидел перед собой полверанды, часть балюстрады и
дерево, усыпанное яркими розовыми цветами. Сбоку за пределами видимости
слышался шум прибоя. Он хотел повернуть туда голову, но кресло, словно
понимая, что это ему трудно, само повернулось в ту сторону и подкатилось
на своих бесшумных колесах к самому краю, обращенному к морю. Волны шли и
шли из-за горизонта и накатывались, шурша галькой: брызги долетали до
каменного пола.
- А диета? - спросил Гребнев и не узнал своего голоса. Он был
забинтован так, что из-под белой марли выглядывали одни глаза. - Я имею в
виду диету впечатлений. Можно мне, наконец, узнать, что делается на белом
свете? - закончил он уже почти твердым голосом.
- Постепенно, - улыбнулся врач. Его улыбка относилась к тону голоса
Гребнева. Он неслышно удалился.
Минут пять Гребнев пробыл наедине с морем. Потом ему почудилось, что
позади кто-то есть. Он не успел ничего подумать, как рядом с его креслом
очутилось второе. В нем сидел укрытый пледом, с вытянутой неподвижной
ногой Костя. На лице его Гребнев различил множество небольших пятен -
следов синяков и кровоподтеков. Но голубые глаза Кости сияли, и Гребневу
показалось, что и розовость, хотя и ослабленная, вернулась снова к его
щекам.
- Я давно просился к вам, - сообщил Костя.
После этого оба вдруг замолкли. Слишком много они могли сказать друг
другу.
Говорить не имело смысла.
Гребнев вспомнил, что служба здоровья разрешила им лишь несколько минут
разговора.
- Как нога? - спросил Гребнев.
- Будет работать, - отмахнулся Костя. - Через полгода.
Он сказал это с таким видом, словно какое-то более важное событие
заслонило другие заботы.
Гребнев, наконец, догадался:
- А как ваша... знакомая? Та девушка?
Костя ничуть не сконфузился; наоборот, он весь расцвел, - По-моему,
получилось, - сказал он. Он протянул руку к карману сбоку кресла, достал
прямоугольный кусок картона и протянул Гребневу.
Гребнев взял прямоугольник в руки. С картона на него смотрел человек, в
котором смутно проглядывали какие-то черты Кости. Тоже юноша, но чуть
повзрослее, в смятой рубашке с засученными рукавами, он стоял, чуть
наклонившись, и протягивал Гребневу сильные и довольно грязные руки. В них
сверкал, именно сверкал, кусок мыла, скользкий, давший уже несколько
пузырей, блещущих на солнце. Девушка с кувшином в руке, облупленным в
одном месте и помятым в другом, оживленно что-то рассказывала, глядя в
лицо юноше.
Ее лицо было повернуто в профиль, и Гребнев узнал ее. Струя воды лилась
в руки и мимо рук юноши, разлетаясь светлыми брызгами. Поодаль стояла
палатка, а прямо от ног юноши и девушки тянулась до горизонта и,
чувствовалось, дальше за горизонт ровная свежая просека с неубранными еще
кое-где, спиленными под корень деревьями. И больше ничего. Только толстые
вмятины от трактора, следы на земле, в один из них налилась вода и
отражала голубое небо с облаками.