"B.Сапарин. Голос моря (сборник "Ha грани возможного")" - читать интересную книгу автора

медуз и других обитателей моря - "с точки зрения физика, - объяснил Костя,
- а не биолога, как это делалось преимущественно до сих пор".
Я заметил, что медузы, вероятно, уже досконально изучены поколениями
ученых и вряд ли Петр Иванович откроет здесь что-нибудь новое.
- Не говорите! - возразил Никитин. - Вот летучая мышь тоже казалась
хорошо изученной. Все в ее строении и повадках объяснили биологи, кроме
одной загадки: как она ориентируется в темноте. Вы знаете, что летучие
мыши, помещенные в совершенно темной пещере или сарае с натянутыми внутри
проволоками, летают так уверенно, что не задевают ни одной проволочки. Это
казалось непостижимым чудом. И переходила эта загадка летучих мышей из
одного учебника биологии в другой, пока ее не раскрыли физики. Оказалось,
что мышь пользуется своего рода миниатюрным локатором, действующим с
помощью ультразвуков. Конечно, пользуется совершенно бессознательно. Но
такого рода физический прибор природа все же создала в организме мыши
путем длительного отбора. Совершенно ясно, что в организме медузы, как и
некоторых других морских животных, тоже есть некий физический прибор,
который мы можем назвать приемником инфразвуков. Может быть, самое тело
медузы, имеющее форму сосуда, является резонатором, отзывающимся на
колебания, приходящие издалека. Раскрыть загадку этого физического прибора
может только физик.
- Но мне казалось, - сказал я, - что и с этой стороны - с точки зрения
физики - медуза является предметом изучения - на той же
научно-исследовательской станции:
- Да, ее там изучали, - подтвердил Костя. - Но недостаточно. Петр
Иванович считает, что медуза заслуживает большего внимания, чем ей уделяют
сотрудники станции.
Вот как! Итак, Смородинов работал над собственным проектом уловителя
голоса моря или, во всяком случае, собирал предварительные материалы к его
проектированию. Костя со своей чисто студенческой влюбленностью в
профессора был, разумеется, всецело на его стороне. А я, увлеченный
работой над своим проектом, и не подозревал этой деятельности Смородинова.
"Неужели, - подумал я, - поэтому он так холодно отнесся к моему
предложению?" Признаюсь, этот вывод противоречил тому представлению о
Петре Ивановиче, которое сложилось у меня на основании знакомства с ним.
Конечно, досадно, когда кто-то другой опередит тебя. Но мне казалось,
что Смородинов выше подобных мелких соображений, когда дело касается общей
пользы. И потом он своими руками помог мне довести до логического конца
мою идею. Это был благородный поступок, и я воспринял его как вещь
совершенно естественную. Поступок этот вполне отвечал, как мне казалось,
характеру Петра Ивановича. Но, с другой стороны, некоторое разочарование
Смородинова моим проектом было очевидно.
"Чего только не делает больное самолюбие, - подумал я. - Ведь вот,
кажется, человек, широко мыслящий, горячо к сердцу принимает общественные
нужды, а затронь эту струну, - и вот просыпается в человеке то мелкое, от
чего нам всем давно пора избавиться".
Я тогда ошибался, как это выяснилось гораздо позже, но мне в то время
казалось, что я имел право так строго судить Петра Ивановича. Ведь,
работая над своим проектом усовершенствования резонатора, я не искал
ничего для себя лично - ни славы, ни признания своих заслуг: я заранее
решил, что передам чертеж исследовательской станции и на этом свою миссию