"Владимир Санин. Одержимый (повесть)" - читать интересную книгу автора

Не знаю, сколько это продолжалось, минуту или час. На кого-то орал
Чернышев, где-то вроде бы заело лебедку, никак не удавалось завести за мачту
"Байкала" швартовый конец.
- Лыков, Птаха - вира!
Одним прыжком Чернышев оказался у распахнутой двери, ухватился за
притолоку и застыл как изваяние. Ремез ударил меня кулаком по плечу.
"Байкал" медленно выпрямлялся - призрак оживал!
Чернышев подскочил к Дуганову, ухватился за шпаги штурвала.
- Руль прямо! - бешено заорал он.
Треск, грохот - и, сбитый с ног неведомой силой, я пребольно ударился о
штурвал. В соленом рту появилось что-то постороннее, прокушенным языком я
нащупал дыру в верхней челюсти и с кашлем выплюнул два зуба.
- До свадьбы заживет! - Чернышев помог мне подняться, на его глазах
были слезы. - А ты говоришь - оверкиль!
Не чувствуя боли, я бросился к двери.
Прижавшись друг к другу, будто обнявшись, покачивались на волне ПРС
"Байкал" и СРТ "Семен Дежнев".
Сгоряча я многого не заметил и не понял. Я не видел, например, что
Воротилин с Перышкиным подтягивали и заводили швартовые концы не в одиночку
(да и вряд ли они справилась бы своими силами), а с помощью капитана,
боцмана и двух матросов "Байкала". Не знал я и того, что та самая волна,
накрывшая "Байкал", очень ему помогла: смыла часть льда с верхних
конструкций. Это и многое другое стало известно потом, на разборе.
Шторм поутих, и оба экипажа всю ночь приводили спасенное судно в
порядок: ремонтировали вышедший из строя главный двигатель, восстанавливали
антенны, окалывали лед. А под утро, когда взяли курс на Вознесенскую, я
поплелся в каюту.
Плохо помню, что говорил мне Баландин: кажется, что они мне завидовали,
потому что были в неведении и ужасно волновались. Опустошенный, я
прополоскал разбитый рот, с отвращением взглянул в зеркало на свое распухшее
лицо и с трудом забрался на койку. Свирепо ныла челюсть, царапали язык
осколки выбитых зубов, отсутствие которых, безусловно, очень украсит мою
улыбку.
Разгоряченные, пришли Ерофеев и Кудрейко. Они всю ночь работали на
"Байкале", и теперь их распирало от впечатлений.
Засыпал я тревожно. Мне мерещились Воротилин и Перышкин, прыгающие в
темную пропасть, неестественный, похожий на мертвого кита корабль и слезы на
глазах Чернышева.
- А я ему ответил, - громко сказал Баландин, - что бывают такие
ситуации, когда спасти может не здравый смысл, а безрассудство! Только и
исключительно безрассудство!
Больше я ничего не слышал. Помню только: последнее, о чем я подумал,
было то, что остойчивость и жизнь "Байкалу" вернул именно безумный маневр
Чернышева.


ЧЕРНЫШЕВ В СВОЕМ РЕПЕРТУАРЕ
Сначала мне померещился тихий женский смех, а потом я услышал
настойчивый призыв: "Всех посторонних прошу покинуть борт! Всех посторонних
прошу..." Спросонья мелькнула мысль, что я и есть посторонний и что меня