"Владимир Санин. Одержимый (повесть)" - читать интересную книгу автора

- А кто на весь порт орал: "Услужливый Птаха опаснее врага"? -
пробормотал Лыков, будто про себя.
- Неужели нашелся такой хам? - ошеломился Чернышев. - Не перевелись у
нас еще грубые люди. С ними, я вам скажу, надо бороться, ты уж себя
сдерживай, Лыков, не бери пример с Васютина, который никогда не будет
человеком.
- Точно, не будет. - Лыков ухмыльнулся. - Посвяти их, Архипыч.
И нам была рассказана такая история. Несколько лет назад лучших
капитанов премировали туристическими путевками в Австралию, и одним из
пунктов программы был осмотр крупнейшего зоопарка. Здесь Васютин и
отличился. Подойдя к вольеру, где совершал отправления гигантского роста
орангутанг, Васютин брезгливо посмотрел на него и глубокомысленно изрек:
"Никогда ты не будешь человеком!" Русским языком орангутанг не владел, но
оскорбительную интонацию уловил и, быть может, не совсем тактично, но зато
мгновенно на нее отреагировал: поставил под зад лапу и... Скорбящего
философа кое-как отмыли из шланга, посочувствовали, как умеют в таких
случаях сочувствовать моряки, и, хотя Васютин изо всех сил старался обратить
то происшествие в шутку, неверие в творческие возможности орангутанга ему
дорого обошлось: злосчастное "никогда ты не будешь человеком" отныне
сопровождало его, как тень.
Расправившись таким образом со своим недругом, Чернышев и вовсе
приобрел отличнейшее расположение духа. Охрипшим, срывающимся на шепот
голосом он расхвастался успехами дочек, которые учатся почти на одни
пятерки, рассказал забавный случай, как Птаху на промысле пытались записать
для радио, и в заключение предложил нам не тратить времени зря и перейти к
обсуждению. "А то вы как-то легкомысленно настроены", - упрекнул он.
Лыков, привыкший к этим штучкам, жестом призвал нас не возражать, и
разбор начался.
Слушал я рассеянно; обилие научных терминов вообще действует на меня
усыпляюще, и я всегда стараюсь пропускать их мимо ушей: мысли мои были
заняты другим. Верный способ отвратить от себя человека - слишком пристально
его разглядывать. Между тем один из участников обсуждения настолько меня
заинтересовал, что я видел и слышал только его.
Боковым зрением я следил за Корсаковым. Несмотря на то, что рассеченный
подбородок пришлось залепить пластырем, Корсаков был чисто выбрит,
подчеркнуто аккуратно одет - свежая сорочка, галстук, бархатная куртка; от
красиво причесанной, чуть с проседью шевелюры исходил приятный аромат
лаванды. На фоне помятых и неухоженных коллег Корсаков смотрелся
превосходно; глядя на него, иные из нас украдкой засовывали поглубже
грязноватые манжеты и вытаскивали расчески, а Чернышев с его полотенцем и
небритой щетиной выглядел вовсе карикатурно. Много лет пытаясь изучать
людскую натуру, я привык не переоценивать внешний вид и изящество,
врожденное или благоприобретенное, но человека умного, порядочного да еще
аккуратного уважал вдвойне; особенно если эта аккуратность соблюдалась не в
обычных условиях, когда к тому обязывают обстоятельства, а в путешествии.
Сам я слитком ленив, чтобы ухаживать за своей персоной - следить за ногтями
и холить физиономию, но вовсе этим не бравирую; впрочем, не обо мне речь.
Люди, умеющие блюсти себя в любых обстоятельствах, обычно уверенные, гордые
и сильные, сознающие свое превосходство; не знаю, правило ли это, но
исключения мне не встречались.