"Владимир Санин. Одержимый (повесть)" - читать интересную книгу автора

само собой подразумевалось, что главная цель достигнута: отныне суда типа
СРТ будут вооружены рекомендациями по борьбе с нарастающим льдом и по
своевременному выходу из зон обледенения.
- Так что, как видите, кое-что мы сделали, - закончил Корсаков. - И уж
во всяком случае, на корпус опередили наших зарубежных коллег: насколько мне
известно, к натурным испытаниям они еще не приступили, и полученные нами
данные, без сомнения, за рубежом вызовут живейший интерес. И неофициальном
порядке, не для протокола, добавлю, что министерство, придающее результатам
работы экспедиции первостепенное значение, не оставит без внимания ее
участников; об этом, - Корсаков улыбнулся, - мне сообщили сегодня прямым
текстом. Не будем излишне скромничать: приятно сознавать, что твой труд
оценивается должным образом. А теперь приступим к обсуждению. Кто хочет
высказаться?
Вот и закончилось мое путешествие, без особой грусти подумал я. Ни в
какой ресторан вечером, конечно, не пойду и вообще на глаза Инне
показываться не буду, пока не приведу в порядок физиономию. А там
посмотрим... От смутной, еще не осознанной по-настоящему надежды сердце у
меня сжалось. Мне вдруг захотелось сейчас же, немедленно домой, там
наверняка кошмарный беспорядок, все вверх дном перевернуто. Нужно срочно
дать Грише радиограмму, пусть хоть проветрит, приберег чуточку...
И тут мне в голову вползла странная мысль: почему Инна, зная, что мы
уходим в море на несколько часов, не только уезжает домой, но и собирается в
мое отсутствие жить на нашей старой квартире? Быть такого не может, чтобы
Чернышев не поставил ее в известность, что экспедиция кончается. Странно,
чепуха какая-то...
- Так кто же хочет высказаться? - повторил Корсаков.
Я с трудом отвлекся от своих мыслей. К моему удивлению, на лицах
присутствующих можно было прочесть что угодно, кроме энтузиазма. Шевеля
губами, недвижно уставился в одну точку Баландин, рисовал что-то в блокноте
Ерофеев, пристально разглядывал мозоли на руках Кудрейко, и, прикрывшись
ладонью, позевывал Ванчурин. Лишь один Чернышев всем своим видом показывал,
какое огромное удовлетворение он получил. Убедившись, что высказываться
никто не торопится, он, как примерный школьник, чинно поднял руку.
- Предлагаю от всей души поблагодарить Виктора Сергеича! - каким-то уж
слишком сладким голосом воскликнул он. - Эх, эх, умей я так говорить, ни за
какие коврижки в море бы не полез. Я бы стал, - бьюсь об заклад, никогда не
угадаете! - доцентом в рыбвузе. Вот кому сказочная жизнь! Отчитал свои часы,
поставил кому надо тройки и домой, в бабье царство. Эх, эх, не дал бог
таланта! А без таланта разве станешь доцентом?
- Доцентов и, пожалуй, профессоров у нас побольше, чем опытных
капитанов, - с уважением сказал Баландин. - Многие из них, Алексей
Архипович, с радостью променяли бы свои кафедры на вашу рулевую рубку; я бы,
кажется, задохнулся от гордости, если бы не вас, а меня поздравляли за
операцию "Катамаран"!
- Это вы исключительно из доброго ко мне отношения, - любезно возразил
Чернышев. - Шутка ли - доктор наук, профессор! Все вокруг на тебя маслеными
глазами смотрят (Чернышев изобразил масленые глаза), с разинутой от почтения
пастью (тоже изобразил) кланяются, деньги взаймы берут...
- А ведь и в самом деле берут! - рассмеялся Корсаков. - Ну, раз нет
вопросов...