"Владимир Санин. Новичок в Антарктиде (полярные были)" - читать интересную книгу автора

старых знакомых со станции СП-15!
Кончает долгую зимовку на станции Восток аэролог Володя Агафонов, три
недели назад ушел в Антарктиду на "Оби" мой сосед по домику на льдине Борис
Белоусов, а со мной вместе идут на "Визе" механик Павел Андреевич Цветков и
Василий Семенович Сидоров - тот самый начальник дрейфующей станции
"Северный полюс-13", которого вместе с тремя товарищами в последний момент
спасли с расколотой льдины и о встрече с которым я писал в заключительной
части повести "У Земли на макушке". Это тем более интересно, что Сидоров
идет начальником внутриконтинентальиой станции Восток, а побывать на Востоке
- моя тайная и заветная мечта.
Кроме того, на "Визе" идет еще один знакомый мне человек - штурман
полярной авиации Игорь Петрович Семенов. Мы познакомились в поликлинике, где
вместе проходили изнурительное медицинское обследование на предмет годности
поездки в Антарктиду и где после анализа крови, на который нужно было
явиться натощак, съели на "брудершафт" плитку шоколада.
А вот и сам Игорь Петрович - стоит на трапе и фотографирует свою не
очень весело улыбающуюся Людмилу Николаевну. Она провожает мужа на полгода
- так, во всяком случае, думают она сама и Игорь Петрович, и оба они не
подозревают, какой сюрприз преподнесут им обстоятельства через несколько
месяцев. А сейчас Игорь Петрович мне подмигивает, показывает пальцем на ухо,
и мы смеемся: вспоминаем резолюцию на моем медицинском деле. Я триумфально
прошел все кабинеты и неожиданно потерпел фиаско у старушки Ухогорлонос. Она
заупрямилась и ни и какую не хотела пропускать меня в Антарктиду, потому что
я плохо слышу на правое ухо. Тщетно я уговаривал, клялся и божился, что
левым ухом слышу как летучая мышь, тщетно ссылался на Бетховена, который
вообще был совершенно глух, но сочинял совсем неплохую музыку. Ухогорлонос
тонко возражала, что, во-первых, я не Бетховен, а во-вторых, она хотела бы
знать, как бы он сочинял свою "Аппассионату", когда вокруг него были бы
сплошные ледники и айсберги. Целый день я дрался как лев за свое законное
право стать антиподом и наконец добился уникальной резолюции: "Годен как
писатель". Обидно было начинать путешествие в столь приниженном положении -
я сразу почувствовал себя ефрейтором, с которого содрали лычки, но Игорь
Петрович меня успокоил. В Антарктиде, рассудил он, где каждая пара рабочих
рук на учете, даже писатель может принести некоторую пользу - например, в
качестве мальчика на камбузе.
Промозглый ноябрьский ветер был бессилен рассеять толпу провожающих.
Митинг прошел, судовая трансляция многократно повторила: "Всем посторонним
покинуть борт", а "посторонние", сдерживая и не сдерживая слезы, никак не
хотели расставаться со своими полярными бродягами.
Мне еще предстояло разобраться, почему человек полжизни добровольно
проводит в условиях, сплошь начиненных трудностями и опасностями. С виду
люди как люди, а почему-то вечно их тянет туда, где они будут мерзнуть,
бороться с пургами, полгода не видеть солнца, отчаянно скучать по детям и
женам, театру и футболу, считать дни до возвращения. Там, на Севере, мне не
удалось понять это до конца.
Ладно, разберусь.
Прощание, эта агония расставания, закончилось. "Профессор Визе"
отчалил, и спустя несколько часов в навалившейся тьме мы уже с трудом
различали огни Ленинграда.