"Владимир Михайлович Санги. Таинственные страницы (нивхские предания) " - читать интересную книгу автора

отложения), голова удлиняется и заканчивается "орлиным клювом". Зубы, не
очень заметные в океане, в реке увеличиваются и заостряются. Из серебристой
кета становится зеленовато-бурой с "тигровыми полосками" на боку.
Все эти изменения связаны с переходом в новую биологическую среду, на
новый биологический режим. В океанском просторе, где у нагулявшей силу кеты
много врагов, рыба имела защитный- цвет - цвет морской пены. В реке, где
рыбе нужно преодолеть сильное течение, у неё соответственно изменяется
форма. И цвет становится "речной": бока тускнеют, и на них появляются
зеленовато-бурые полосы цвета и рисунка речных водорослей.
Несметными стадами кета врывается в нерестовые реки. Она с непреодолимым
упорством стремится в верховья, туда, где река собирает свои чистые студёные
струи. Глянешь на реку и видишь: то здесь, то там из воды выскакивают
рыбины, похожие на снаряды. Выскакивают, будто хотят осмотреть берега: а
далеко ли ещё идти? Пролетят над водой, тяжело плюхнутся, чтобы снова с
тупым ожесточением преодолевать течение, подводные скалы, быстрины.
Встретится на пути перекат, ударит рыба хвостом, стремительно пронесётся по
каменистой мели, обобьёт плавники и хвост, исцарапает в кровь брюхо, но
пройдёт - где тонкими, как бич, струями, где боком проталкивается посуху.
На перекатах ждёт рыбу ещё один враг, теперь сухопутный. Всякий
таёжник-нивх видел, как медведь ловит рыбу.
Наиболее сильное впечатление у меня оставила первая встреча с
медведем-рыболовом. Может быть, потому, что первые встречи всегда
воспринимаются ярче и надолго запоминаются в подробностях.
Стоял солнечный сухой сентябрь. Начало осени на Ых-мифе всегда
солнечное, мягкое. Я шёл по прибрежному тополиному лесу с малокалиберной
винтовкой за плечами. Рябчики любят этот светлый лес, когда листья будто
слегка подпалены и только начинают опадать, а подлесок пестрит зрелой
ягодой.
Было тихо. Лишь струи реки бормотали свою извечную речь, да дятел где-то
на сопке остервенело долбил сухое дерево, и его стук доносился, как
отдаленные хлопки выстрелов.
Пройдя излучину реки, я услышал странные звуки: было похоже, что по
мелководью бегают озорники-ребятишки и шлёпают по воде вёслами. Но откуда
взялись эти озорники? Могло случиться, что какой-то рыбак, уступив их
настойчивой просьбе (хорошо знаю, как нивхские подростки неотвязно
преследуют взрослых, чтобы те взяли их на рыбалку - сам был такой),выехал с
ними на галечный плёс, а те, вместо того чтобы помочь снимать улов, резвятся
себе, как им вздумается.
Я широко шёл на звуки, обдумывая, какими словами пристыдить мальчишек.
И... спасибо случаю, что передо мной оказались кусты ивняка. Не знаю, как бы
повёл себя "озорник", увидев незваного "распорядителя". Но знаю, что
медведь, обычно мирный и опасливый, неустрашимо бросается на того, кто, по
его мнению, бессовестно претендует на его добычу, честно заработанную
собственным трудом.
Сперва увидел высокие всплески, потом в брызгах мелькнуло что-то
огромное, тёмное. Оно упруго взлетело над водой, неловко упало, и под ним
разверзлась река. Это был матёрый зверь. Низко опустив вытянутую голову, он
остервенело погнался за рыбиной. А та, убегая от преследователя, молнией
пронзила мелководье и, показав хребтину, ушла на глубину. Раздосадованный
зверь на миг остановился, недоуменно взглядывая по сторонам. На шее медведя