"Владимир Михайлович Санги. Женитьба Кевонгов " - читать интересную книгу автора

Талгук была благодарна ему - добрый, всегда сделает так, чтобы хорошо было.
Касказик подбросил в огонь лиственничные плахи, ушел в то-раф, чтобы не
мешать жене и не навлечь злых духов...
Ждал Касказик долго, много раз выходил в снежную замять и уже опасался,
не приключилась ли беда, когда сквозь темень и завывание ветра услышал крик
ребенка. Муж Талгук и отец новорожденного подскочил к шалашу, у которого уже
нарастал сугроб. Костер беспомощно и жалко боролся с пургой: над тлеющими
углями взвивались не языки пламени - плясали снежные вихри.
Псулк смогла сохранить огонь. Отошла от него лишь тогда, когда начались
роды. С чувством благодарности к этой молчаливой и доброй женщине Касказик
оживил костер, поставил со стороны ветра плахи так, что они нависли над
огнем.
А ребенок все кричал и кричал. Крик приглушенный - ∙ это Псулк, приняв
мокрого беспомощного человечка в заячью шкурку, быстро перевязала пуповину,
отрезала, спрятала живой сверточек под одежду, прижала к голому телу,
согревая своим теплом.
Касказика терзало желание знать, кого же принесла жена: сына? дочь?
Псулк знала о мучениях мужчины и не заставила долго себя ждать.
- Гость поехал на собаках, гость! - произнесла она словно в никуда:
соблюдала обычаи, нельзя женщине говорить с чужим мужчиной, смотреть ему в
глаза. Да и сказать, что родился в Ке-во сын, значит выдать злым духам
строго охраняемую тайну.
Счастью не было предела. Род Кевонгов увеличился! Род Кевонгов растет!
Но тут же радость сменила озабоченность - пурга. В шалаше уже намело снегу.
Ребенку будет плохо. И Касказик решился на отчаянный шаг - забрать и ребенка
и мать в то-раф, в теплый родовой то-раф, где в очаге и день и ночь горит
огонь. Жаркий, живой огонь. А дров много, еще с осени запасли.
- В то-раф бы лучше, однако, - сказал Касказик.
О, нет! Талгук - любящая, верная жена. Она поступит так, чтобы в детей
не вселились злые силы - не болели чтобы. Злые духи охотятся за душами
детей, надо строго соблюдать обычаи предков. Она не перешагнет сейчас порог
то-рафа, иначе навлечет на род мужа болезни и мор. Пусть пройдут положенные
три дня, Талгук примет ритуал очищения - вот тогда вернется к людям,
домашнему очагу.
- В то-рафе бы лучше, однако, - громко и повелительно повторил
Касказик.
Правда, случалось, что в жестокие бураны некоторые женщины-роженицы
убегали в то-раф. Им, неочищенным, отводили самое плохое место - у порога
или у ближнего края боковой нары. Духи не любят, когда переступают обычаи,
поэтому-то в тех родах дети часто болеют, умирают.
Измученная родами женщина вдруг закричала:
- Отстань!
И Касказик отстал. Но притащил сена и веток, утеплил шалаш. Из кольев,
елового лапника и снега соорудил навес - чтобы ветер не бил в щели. Притащил
оленьи шкуры на постель и еще теплой одежды. И, решив, что сыну и женщинам
не грозит теперь холодная смерть, стал готовить еду. Лишь к рассвету Талгук
и Псулк поели горячей пищи и выпили чаю. Талгук же просила еще и еще налить
ей.
Касказик не знал сна: присматривал за костром у шалаша, поддерживал
огонь в то-рафе, кормил роженицу. И все дни дул ветер, переметал снег.