"Маргит Сандему. Дочь палача ("Люди Льда" #8) " - читать интересную книгу автора

Она покачала головой.
- Разве твои друзья не рассказывали тебе? Четыре мертвых женщины.
- Друзья? - произнесла она без всякого выражения.
Андреас и Маттиас переглянулись. У дочери палача не было друзей.
- Четыре женщины? - удивленно спросила она, уже заметно успокоившись,
видя, что ее не оскорбляют. Но она, судя по напряженному взгляду,
по-прежнему была настороже, словно улитка, готовая при первой же опасности
спрятаться в свою раковину.
Она чувствовала, что голос ее словно заржавел, непривычный к разговору,
и нервничала.
- Да, четыре женщины, - повторил Андреас. - Они убиты. Ты ничего не
знаешь об этом? Ты ничего не слышала, ничего не видела весной или прошлой
осенью?
Она задумалась, и, ожидая ответа, они смогли получше рассмотреть ее. У
нее были красивые, немного печальные, мечтательные глаза. Это произвело на
них неожиданно сильное впечатление. Весь ее облик был таким привлекательным:
аккуратная, красивая, статная.
- Не-е-ет, - неуверенно произнесла она.
- Если ты что-нибудь узнаешь, сообщи нам, - сказал Маттиас.
Она кивнула, снова вспомнив о своем собственном положении, и
покраснела. И опять стала молчаливой, словно извиняясь за то, что осмелилась
с ними заговорить.
Маттиас сделал для Юля Ночного человека все, что было в его силах.
- Лучше всего будет, если мы скажем, что твой отец при смерти, - сказал
Маттиас. - Люди сейчас возбуждены, им нужен козел отпущения. Но эта весть
отрезвит их. Те, кто напал на него, будут испытывать угрызения совести. Но
на всякий случай держи дверь на запоре в ближайшие дни! И... - он замялся, -
тебе не следует выходить из дома в темноте!
Увидев, что они собираются уходить, она испуганно взглянула на них и
тихо, почти шепотом, произнесла:
- Вы не должны гнушаться угощеньем... у меня есть печенье и медовый
квас. Я сейчас...
Они заметили, что говорит она складно. А она уже сновала, как челнок,
между кухней и кладовкой.
Они переглянулись. Оба были достаточно понятливы, чтобы принять
угощение, хотя им нужно было торопиться.
А Хильда так суетилась, так старалась! Но в глазах ее застыла
настороженность и нерешительность. Она достала чашку, принесла деревянное
блюдо, полное искусно сделанных печений.
"Боже мой! - подумал Маттиас. - Это предназначалось для Рождества! Как
сделано! И никто не съел их! Никто этого даже не видел!"
Она пригласила их сесть на пеньки, служившие в доме стульями. Сама же
она стала сзади, озабоченно соображая, все ли принесла. Она не могла
спокойно устоять на месте: то и дело уходила и ставила что-то на стол,
поближе пододвигала блюдо, принесла вазу с цветами...
Печенья были твердыми, как камень. Но они тактично опускали их в
медовый квас и расхваливали. Хильда отворачивала лицо, но они видели ее
сияющие радостью глаза. Впихнув в себя пару твердокаменных печений, они
поблагодарили ее.
- Мы придем завтра утром, - пообещал Маттиас. - Посмотрим, как