"Жорж Санд. Ускок " - читать интересную книгу автора

чтобы они мне прислуживали, и среди всех своих самых мрачных забот никогда
не переставал беспокоиться о моих нуждах и предупреждать все мои желания.
Увы! Ему как будто неведомо, что у меня-то есть одно настоящее желание -
вернуть себе его любовь. Иногда - очень редко! - он возвращался ко мне,
внешне как будто полный самой пылкой любви. Он доверительно сообщал мне, что
у него имеются очень важные замыслы, что его просто снедает жажда мести
пиратам, которые перебили его людей, забрали его галеру, а теперь занимаются
разбоем тут, у него на глазах, что он не успокоится, пока не уничтожит их
всех до единого Но, едва успев сделать мне эти признания, он, опасаясь моих
слез и волнения, вырывался из моих объятий и уходил размышлять в одиночестве
об этих воинственных планах. Под конец мы дошли до того, что видимся теперь
всего несколько часов в неделю, а где он находится все остальное время и что
делает, я не знаю. Иногда он сообщает мне через кого-нибудь, что,
воспользовавшись хорошей погодой, выезжает на морскую прогулку, а затем я
узнаю, что он и не выходил из замка. А иной раз заявляет, что весь вечер
проработает, запершись у себя, а на рассвете я вижу, что он торопливо мчится
к острову по серым волнам, словно желая скрыть от меня, что провел ночь вне
замка. Я уже не осмеливаюсь расспрашивать его, - тогда он становится
страшным, и все перед ним трепещет. Я скрываю от него свое отчаяние, и те
мгновения, что он проводит подле меня, становятся вместо облегчения
настоящей пыткой, - ведь я вынуждена следить за каждым своим словом, даже за
каждым взглядом, чтобы не выдать ни одной донимающей меня зловещей мысли.
Когда, несмотря на все мои усилия, он все же замечает на моих глазах
слезинку, он молча жмет мне руку, встает и уходит без единого слова. Однажды
я уже готова была броситься к его ногам, обнять его колена, влачиться за ним
по полу, чтобы он согласился разделить со мной хотя бы заботы свои и чтобы
обещать ему, что я соглашусь на все его замыслы, не проявляя ни слабости, ни
страха. Но при малейшем моем движении взгляд его пригвождает меня к месту, и
слова замирают у меня на губах. Мне чудится, что если бы мое горе прорвалось
перед ним, весь остаток сострадания и внимания, которые он ко мне еще
проявляет, превратился бы в ярость и отвращение. Я осталась нема! Вот
почему, когда вы говорите мне о его ненависти, я отвечаю, что это
невозможно, ибо я ее не заслужила. Я молча умираю.
Эдзелино заметил, что этот рассказ оставляет в тени наиболее важные
обстоятельства рассказа Леонцио. Джованна, видимо, и не думала считать
Соранцо безумцем, а наводящие вопросы, которые граф осторожно задавал ей на
этот счет, ничего не прояснили. Джованне ли не хватало полного доверия к
нему, или Леонцио наговорил неправды? Видя, что все его попытки раздобыть
точные сведения бесплодны, Эдзелино, во всяком случае, пришел к убеждению,
что она погибнет от слабости и печали, если останется в этом унылом замке,
стал упрашивать ее переехать на Корфу к дяде и предложил тотчас же увезти ее
с собой. Однако она самым решительным образом отвергла это предложение,
заявив, что ни за что на свете не поступит так, чтобы у дяди появилось
подозрение, будто она несчастлива с Орио: ведь малейшей ее жалобы
достаточно, чтобы тот впал в немилость у адмирала. Впрочем, она даже
утверждала, что Орио не сделал ей решительно ничего худого; если любовь ее к
нему превратилась для нее в муку, то не Орио же обвинять во зле, которое она
сама себе причиняет.
Эдзелино решился спросить, не содержится ли она как бы в некотором
заключении и нет ли строжайшего запрещения ей видеться с любым