"Жорж Санд. Ускок " - читать интересную книгу автора

меня. Он мне их изображал как ничтожные забавы, которые дух пламенный и
деятельный принужден создавать себе за неимением более достойной пищи. А
пища эта, единственная достойная души Орио, есть любовь такой женщины, как
я. Все другие женщины либо обманывали его, либо казались ему недостойными
занимать все его душевные силы. Он был бы обречен на то, чтобы растрачивать
их в пустых удовольствиях. Но какими ничтожными представлялись ему эти
удовольствия теперь, когда во мне он обрел источник всех радостей! Вот как
он со мной говорил, а я, глупая, всему этому слепо верила. Какой же ужас
овладел мною, когда я убедилась, что удовлетворяю его не больше, чем другие
женщины, и что, лишившись празднеств и развлечений, он не находит подле меня
ничего, кроме скуки и раздражения! Однажды, когда он проиграл очень большие
деньги и пришел в некое отчаяние, я тщетно пыталась утешить его, уверяя, что
мне безразличны все печальные последствия его проигрышей и что жизнь в каких
угодно лишениях для меня будет так же сладостна, как любое изобилие, лишь бы
она меня с ним не разлучала. Я обещала ему, что дядя ничего не узнает о его
опрометчивости, что я лучше продам потихоньку свои брильянты, чем навлеку на
него хоть один упрек. Видя, что он меня не слушает, я жестоко огорчилась и
упрекнула его, но очень мягко, за то, что он больше расстраивается потерей
денег, чем горем, которое причиняет мне. То ли он искал предлога, чтобы
уйти, то ли я этим упреком невольно задела его самолюбие, но он сделал вид,
будто оскорблен моими словами, пришел в ярость и заявил, что намерен
вернуться на военную службу. Несмотря на мои мольбы и слезы, он на следующий
же день попросил у адмирала назначение и принялся готовиться к отъезду. Если
бы речь шла о чем-либо другом, я нашла бы у своего любящего дяди и поддержку
и покровительство. Он убедил бы Орио не покидать меня, вернул бы его ко мне.
Но дело касалось войны, и забота о славе республики возобладала в сердце
моего дяди. Он отечески пожурил меня за слабость, сказал, что стал бы
презирать Соранцо, если бы тот проводил время у ног женщины, вместо того
чтобы защищать честь и интересы своего отечества. Орио, сказал он мне,
выказал в предыдущую кампанию исключительное мужество и военные таланты и
тем самым как бы взял на себя обязательство и долг служить своей стране,
пока она нуждается в его службе. Пришлось мне уступить: Орио уехал, я
осталась наедине со своим горем.
Долго, очень долго не могла я оправиться от этого удара. Но затем стали
приходить письма Орио, полные любви и нежности. Они вернули мне надежду, и
если бы не постоянная тревога и беспокойство от мысли, что он подвергается
таким опасностям, я бы все же ощущала нечто вроде счастья. Я воображала, что
нежность его ко мне осталась прежней, что честь предписывает мужчинам законы
более священные, чем любовь, что он сам себя обманывал, когда в первых
порывах страсти уверял меня в противном, что, наконец, он вернется ко мне
такой же, каким был в лучшие дни нашей любви. Каковы же были мое горе и
изумление, когда с началом зимы, вместо того чтобы попросить у дяди
разрешения провести подле меня время отдыха (разумеется, он бы его получил),
он написал мне, что вынужден принять должность губернатора этого острова,
чтобы подавить пиратов. Он высказывал великое сожаление о том, что не сможет
ко мне приехать, и потому я, в свою очередь, написала ему, что поеду на
Корфу и буду на коленях умолять дядю отозвать его с острова. Если дядя все
же не согласится, писала я, то я сама приеду разделить его одиночество на
Курцолари. Однако я не осмеливалась осуществить свое намерение до получения
ответа от Орио, ибо чем сильнее любишь, тем больше опасаешься вызвать