"Давид Самойлов. Люди одного варианта (Из военных записок) " - читать интересную книгу автора

караула приходили поесть и отоспаться. Ночью службу несли плохо, часовые все
беспробудно спали, и я, видя бесплодность своих усилий наладить службу,
отправился спать. В полутьме, при свете каганца, накормила меня старуха -
хозяйка крайнего дома, а потом предложила лечь спать либо с "дивкой",
младшей дочерью, на широкой деревянной кровати, либо на лавку, рядом с
молодайкой.
Я, соблюдая бдительность, отказался от этих вариантов и пошел спать в
сенной сарай, рядом с собой положив автомат и гранаты.
Не успел я заснуть, как пришла молодайка, Марийка. Хотелось ей
поговорить. Может, что-то выспросить.
Мне она сказала:
- Про что хочешь спрашивай, только не про Шпоняка. Ничего я не знаю.
Чуть рассвело, приехал связной от Харитонова, командир передал, что
бандеровское войско оттесняют на нашу переправу.
Мы заняли позицию.
Внизу на реке паслось белое стадо гусей.
Утро было туманное. С высокого берега мы следили за низким, за широкой
луговиной - там дальше сине-зеленой стеной вставал лес. Солнце чуть
поднялось. И на той стороне увидели мы шевелившееся войско. Оно выходило из
леса. В бинокль я разглядел - это наши. Кольцо замкнулось, внутри было
пусто.
Пулеметчик дал очередь по белому гусиному стаду. Решили завтракать.


Что знал я об Украине летом 1944 года, когда наша рота выехала на
задание в район Новгород-Волынска! "Вечера на хуторе близ Диканьки", "Тарас
Бульба" - это я читал еще в детстве. А больше всего у Гоголя любил "Федора
Шпоньку и его тетушку". В дурном настроении всегда открывал Шпоньку и
утешался.
У Гоголя была Малороссия. Она была часть России, наречье, а не язык.
Заученная в школе гоголевская птица-тройка летела по громадной России
из страшного Петербурга, может быть, именно в милую Малороссию, отмеряя
огромность российского пространства и соединяя в своем полете хладные
финские скалы с просторами Таврии. Гоголевская тройка летела над русской
империей из столицы в провинцию. Малороссия Гоголя была провинцией и частью
имперского титула - "Великия, малыя, белыя".
Гоголевская Малороссия, экзотика провинции, экзотика окраины, не хуже и
не лучше других окраин, входивших в единое понятие Руси - экзотика поморских
морских былей, пугачевского Заволжья или разинского Каспия.
Затем - Шевченко. Его язык почти понятен. Он ощущался как диалект. А
мечта о воле воспринималась как мечта социальная, а не национальная. И в
Шевченко не чувствовал я человека другой нации, другой принадлежности, кроме
российской. Удивляло: почему такой гениальный поэт не выучился писать
по-русски. Гоголь и Шевченко сопоставлялись и даже противополагались друг
другу, но это где-то в глубоком ощущении. Гоголевский путь казался главным.
Шевченко - периферия, гениальное исключение.
Украинскую историю я знаю хуже, чем французскую.
Украинская нация то ли всегда пребывала в неразличимом виде, вокруг
едва живого Киева после татарского нашествия, то ли откуда-то явилась со
своими гетманами и запорожскими казаками.