"Давид Самойлов. Люди одного варианта (Из военных записок) " - читать интересную книгу автора

перегороженный маленькой плотиной, образовал пруд. В крайней к мельнице хате
жили родители Тушинского. Надо ли говорить, какими радостными причитаниями
встретила Мишу его мать, сколько объятий и поцелуев досталось и мне. Старик
Тушинский, высокий, с гайдамацкими усами, степенно приветствовал нас.
В лицах Мишиных родителей чувствовалась порода и виделось достоинство.
Жители Любарки называли себя шляхта, и, видимо, прежде были не крепостные, а
однодворцы, может быть, потомки войска тушинского Самозванца. Отсюда -
фамилия Миши. Внутренность беленой хаты напоминала декорацию украинской
оперы, а вид из окошек - иллюстрацию к Гоголю.
Нас тотчас принялись угощать борщом, галушками и медом. Не обошлось без
пшеничного вина.
Тушинский тихо беседовал с родителями, а я благодушествовал, поглядывая
в оконце. И тут в дверь заглянула молодая соседка с каким-то делом, а скорее
от простого любопытства.
Миша успел шепнуть мне, что это - Катя, с которой состоит в переписке
Сашка Пирожков из нашей части, и тут же представил меня девушке, сказав, что
я и есть ее заочный знакомый Сашка Пирожков. Так в мгновение ока я
превратился в Пирожкова и не знал, как поступать дальше. Катя как-то
свободно и ясно поздоровалась и присела к столу, с любопытством меня
разглядывая. Не желая мешать разговору родителей с сыном, мы вышли на
крыльцо.
- Я так и думала, что ты такой, - просто сказала Катя.
И просидели мы всю ночь под одной шинелью - Катя, гоголевская панночка,
и я, мнимый Пирожков, - на старой плотине, под кваканье лягушек, пока не
рассвело, - и я упивался почти понятной речью и Катиной доверчивой
готовностью к любви.
В последующие суматошные дни я не успел сказать Пирожкову, что был им,
а когда вспомнил, прошло уже два месяца. Катя писала ему, что после встречи
любит и ждет Пирожкова. А он, не поняв, в чем дело, отвечал ей в тон,
принимая ее письма за метафору и девичью фантазию.
Катин образ время от времени возникал в моем воображении и странно -
никогда не отразился в стихах.


В июне 1944 года мы выехали на задание против бендеровцев. К тому
времени мы кое-что слышали о бендеровском движении, впрочем, сведения были
отрывочные, неточные и разноречивые.
О главе партизанского войска, которого кто именовал Бендерой, кто
Бандерой, а по имени Степаном, ходили разные слухи. Одни говорили, что он
петлюровский полковник, другие - что полковник польской службы. Третьи - что
киевский или львовский студент. В его отрядах, по слухам, тридцать или сорок
тысяч бойцов.
Известно было также, что существуют украинские отряды мельниковцев и
бульбовцев. Но точно никто не знал, существуют ли Мельник и Бульба и в каких
отношениях находятся с Бандерой. Получается, что это вроде как бы крайние и
уже совсем бандитские варианты украинского мужицкого восстания. Попалась мне
как-то бандеровская листовка на русском языке, отпечатанная типографским
способом. Там кратко и грамотно излагалась идея устроения Украины по
европейскому образцу, без колхозов и без НКВД. "Нам все равно - НКВД или
гестапо".