"Огненная дорога" - читать интересную книгу автора (Бенсон Энн)

Тринадцать

Ночью сквозь открытое окно лился холодный лунный свет, но теперь он сменился жарким солнечным, и Кэт проснулась от прикосновения к руке теплого лучика. Она открыла глаза, выглянула в окно и увидела, что солнце уже высоко. И хотя спала она долго, но все еще ощущала некоторую сонливость. Она медленно села и огляделась по сторонам.

Одежда Гильома больше не лежала в углу. Интересно, как он сумел заставить себя натянуть ее снова, такую вонючую? Кэт все так же медленно встала и надела поверх тонкой сорочки блузку и юбку. Прежде белые, они стали серыми от сажи и грязи.

«Хорошенько постирать и вывесить на несколько часов на солнце — и все было бы в порядке», — подумала Кэт, приглаживая пальцами волосы.

Однако сейчас это казалось недоступной роскошью, ввиду отсутствия горячей воды, таза и мыла. В кувшине осталось совсем немного тепловатой воды, и, умывшись ею, Кэт почувствовала себя бодрее. Живот подвело от голода, и в поисках еды она отправилась вниз.

В большой приемной за столом Марсель и Каль склонились над тем, что по виду напоминало карты. Продолжают разрабатывать планы своего восстания, решила Кэт, но, по крайней мере, стали больше похожи на нормальных людей, поскольку оба были свежевыбриты и аккуратно причесаны. И, к великому удивлению Кэт, на Гильоме была совсем другая, чистая одежда.

«Хозяин дома, наверное, одолжил свою».

Мужчины были примерно одного роста, однако Марсель гораздо полнее и старше; Каль же стройный, мускулистый, вынуждена была признать она со смутным раздражением, и гораздо лучше сложен.

«Не важно, если одежда чуть-чуть висит на нем, — подумала Кэт с облегчением. — По крайней мере, от нее нет запаха».

— Добрый день, — сказала она, и оба посмотрели на нее.

— Ах, мадемуазель! — С кривой усмешкой Марсель слегка приподнялся и вежливо кивнул ей. — Вы спали так крепко, что напугали Марию. Она подумала, уж не отправились ли вы на встречу со своим богом. Я рад, что этого не произошло. Мы оставили вам немного еды. Спуститесь в кухню, Мария покормит вас.

Покончив, таким образом, с проявлениями вежливости, он вернулся к своим занятиям.

Кэт перевела взгляд на Гильома, тоже вежливо кивнувшего ей. Однако в выражении его лица чувствовался легкий оттенок усмешки, неопределенный намек на некоторую интимность. Внезапно почувствовав неловкость, она улыбнулась ему и отправилась в кухню.

Там пахло щелоком, повсюду была развешана мокрая одежда Гильома.

— Он собирается снова носить ее в этом доме, — возмущенно заявила Мария. — Я ему не позволю.

— Очень разумно.

Кэт взяла свисающий рукав, поднесла его к носу и ощутила запах мыла и лаванды. Гильому, безусловно, наплевать, чем пахнет его одежда; может, подумала Кэт, служанка добавила лаванды в воду, чтобы сделать приятное его спутнице, то есть самой Кэт? Они что, производят впечатление людей, между которыми есть какая-то связь? Какого рода связь? Поинтересоваться этим она, однако, не осмелилась.

— Ты совершила чудо, — сказала она. — И хотя, возможно, джентльмен этого не заметит, зато я вижу. Спасибо. Мсье Марсель сказал, что здесь для меня оставлена еда.

Служанка кивнула и достала из корзины маленькую булку.

Кэт взяла ее, поднесла к носу и с наслаждением вдохнула аппетитный запах.

— Откуда у вас такая прекрасная мука?

— У мсье есть помощники, — ответила служанка. — Я не спрашиваю, кто они. Просто беру то, что дает мадам, и веду хозяйство.

— Мадам тоже сейчас здесь?

— Ах, нет, мадемуазель! Мсье отослал мадам, ради ее же безопасности. На юг, к своей матери.

— И ты с ней не поехала?

Мария кокетливо сверкнула глазами.

— Конечно нет. Кто будет заботиться о нуждах мсье прево?

В самом деле, кто? Хлеб в руке Кэт был еще чуть теплый; она отломила кусочек и положила в рот. Это был не грубый, зернистый крестьянский хлеб, а золотистая булочка, выпеченная из прекрасной, легкой муки, редкой и дорогой даже в мирные времена. Изумление девушки только возросло, когда служанка достала из буфета зрелую сливу и с улыбкой вручила ее гостье.

Сидя в прохладной подвальной кухне, она ела предложенные ей яства с удовольствием человека, знакомого с такими деликатесами не понаслышке, но давным-давно лишенного их. Потом она напилась воды, горячо поблагодарила свою благодетельницу и снова поднялась к мужчинам.

Они энергично строили планы, по-видимому придя к некоторому взаимопониманию и отбросив пьяные ночные разногласия. Еще поднимаясь по лестнице, Кэт услышала слова Марселя:

— Наварра вот здесь, в замке барона де Куси, который пригласил его к себе.

Палец прево заскользил по карте.

«Мне знакомо это имя — де Куси», — внезапно поняла Кэт и попыталась вспомнить, где она его слышала. Кажется, при дворе отца.

Она подошла поближе, на что Марсель среагировал явно неодобрительно. Он не сказал ничего, просто сердито воззрился на Каля, как бы предлагая тому призвать спутницу к порядку.

Не дожидаясь реакции Гильома, Кэт подошла еще ближе, встала у него за спиной и с интересом взглянула на стол через его плечо.

Марсель подозрительно сощурил глаза.

— Она умеет читать карты? — подчеркнуто обращаясь к Калю, спросил он.

Каль явно занервничал и встал.

— Пожалуйста, извините меня, мсье прево, я сейчас.

Он взял Кэт за руку и отвел в другую комнату, поменьше, где можно было поговорить наедине.

— Умоляю, сделай, как я прошу, — сказал он. — Я должен посовещаться с Марселем, пока есть возможность. Мне меньше всего хочется оставлять тебя одну или подвергать сомнению твой ум, но, боюсь, у меня нет другого выхода.

— И чем мне прикажешь заняться, пока ты обсуждаешь свои важные дела?

На мгновение задумавшись, Каль ответил:

— Может, служанка пойдет на рынок. Почему бы тебе не составить ей компанию?

А вдруг он и впрямь сказал Марселю, что Кэт его служанка? Во всяком случае, судя по обращению с ней хозяина дома, тот именно так и считал. Неприятная мысль обожгла Кэт, но выяснять подробности она не стала.

— А как же с возвращением на улицу Роз? — спросила она.

— Мы непременно пойдем туда днем, как только я закончу переговоры с Марселем.

Рассерженная, обиженная и отчасти недоумевающая, Кэт тем не менее согласилась оставить Гильома наедине с Марселем.

— Прекрасно! — презрительно фыркнула она. — Пойду посмотрю, устроит ли служанку моя компания.

Она резко повернулась и, охваченная раздражением, отправилась на кухню. По крайней мере, хоть сорочку выстирает.

К тому времени, когда появился Гильом, чтобы отвести Кэт на улицу Роз, сорочка была выстирана, высушена и снова надета.

Кэт собрала свои немногочисленные вещи и попрощалась с Марией, которая вела себя вполне дружелюбно на протяжении того недолгого времени, что они провели вместе. Марсель был занят, поэтому она не смогла поблагодарить его лично — да, по правде говоря, и не очень жаждала этого, поскольку было в нем что-то такое, отчего по спине у нее пробегал неприятный холодок. Ей хотелось знать, испытывает ли Гильом такое же ощущение, но спрашивать она не стала. Скоро она встретится с père, и это не будет иметь никакого значения.

— Пожалуйста, передай ему мою благодарность, когда вернешься, — сказала она Гильому, когда они спускались по лестнице.

— Можешь рассчитывать на меня, — галантно ответил он. — Я тебя не подведу.

— Не очень-то я верю твоим обещаниям — ты едва не подвел меня сегодня. Я начала думать, что ты так никогда и не оторвешься от своего приятеля.

— Ты же знаешь, мы разрабатывали планы мятежа, — взволнованно, с затаенной надеждой сказал Гильом. — Этьен Марсель убежден, что, если мы временно присоединимся к Наварре, король может потерпеть поражение.

— Но… Наварра же настоящее чудовище! По-твоему, ему можно доверять?

— Не знаю. Но, думаю, над этим стоит хорошенько поразмыслить.

Услышав неуверенность в его голосе, она подумала, что он прав в своих колебаниях. Однако этот странный союз навязывал ему сильный, энергичный, умеющий убеждать политик, и в дипломатии Каль ему не ровня.

«Может, нужно попытаться отговорить его. Ни к чему хорошему это не приведет».

— Гильом, я думаю… — начала Кэт.

— Что?

— Ох, ничего. Не важно. — Совсем скоро она встретится с père, и все эти заботы ее не будут касаться. — Я просто хотела сказать, что желаю тебе удачи в твоем деле и благодарна за то, что ты проводил меня. — Потом она сменила тему. — Твоя «минутка» затянулась так надолго! Мария милая девушка, но эта ее болтовня — мадам то, мсье это! Бедняжка и понятия не имеет, что творится за стенами дома. Я бы умерла, выпади мне такая судьба.

— Тогда будь благодарна Богу, что Он не уготовил для тебя эту участь и ты знаешь что-то, кроме подневольной работы. Однако заметь себе: Мария живет в приличном доме, всегда сыта, и время от времени ей перепадают одно-два су. За пределами Парижа мало кто может этим похвастаться. Да и здесь, если уж на то пошло. И Марсель, в соответствии со своей философией, предоставляет ей некоторую свободу. В его доме часто бывают очень влиятельные люди. Возможно, он хочет показать им пример того, как нужно обращаться со слугами.

«Уж очень он восхищается этим Марселем, — внезапно подумала Кэт, снова охваченная беспокойством. — Это наверняка влияет на ход его мыслей».

— Тем не менее она остается служанкой.

— Это так. Ее свобода ограничена. И ты, леди, гораздо свободнее нее.

«Если это можно назвать свободой».

Однако она почувствовала себя пристыженной; по сути, он был прав.

— Я благодарна за все, чем Бог одарил меня. Однако Создатель прихотлив в своих дарах — то дает, то отнимает. Думаю, Он играет со мной.

— Ты не больше и не меньше игрушка в руках Бога, чем любой смертный.

Она замедлила шаг, остановилась и пристально посмотрела на него.

— Нет, Гильом, больше. Бог с особым увлечением играет со мной. И с père. Больше, чем ты даже можешь себе представить.

В его взгляде, прикованном к ее лицу, вспыхнуло любопытство.

— Умоляю, расскажи, что ты имеешь в виду.

Его интерес казался таким искренним; возникло искушение открыться ему. Это было бы такое облегчение — свободно говорить о своей жизни с кем-то, кроме Алехандро, — какого она не знала со времен детства. Однако она не вправе принимать такое решение самостоятельно.

«Нужно обсудить эту идею с père», — подумала она.

— Я… я хотела бы, но должна сначала поговорить с père.

Его разбирало любопытство, но даже сильнее этого было внезапно вспыхнувшее осознание того, что совсем скоро Кэт вернется к Алехандро и вся ее привязанность, все любящее внимание будут полностью обращены на него. Само ее присутствие рядом действовало на Каля успокаивающе, и на один краткий миг в его сердце вспыхнуло желание сбросить с себя все навалившиеся обязанности, оставить позади борьбу и неизбежно сопутствующее ей кровопролитие. Снова стать как все, жить жизнью обычного мужчины, со всеми ее тяготами, испытаниями и мимолетными радостями.

«Если бы она, пусть еще совсем девочка, была рядом, это облагородило бы всю мою жизнь! Поистине, это судьба!»

Однако она вот-вот покинет его. С каждым шагом, приближающим их к месту встречи, мысль о надвигающейся разлуке с Кэт становилась все более мучительной. До улицы Роз оставалось совсем немного, когда Каль набрался мужества взять девушку за руку и заставить ее остановиться.

— Знаю, ты торопишься, но мне хотелось бы прежде обсудить кое-что с тобой, — сказал он. — Мне было бы очень приятно сознавать, что я смогу снова увидеться с тобой, когда все это безумие закончится. — Потом, совсем тихо, он добавил: — Если, конечно, ты тоже хочешь этого.

Их взгляды на мгновение встретились, но Кэт тут же отвернулась. Ее щеки пылали.

— Мне тоже было бы приятно, — прошептала она.

— Как твой père отнесется к идее, чтобы ты осталась со мной?

На ее лице возникло удивленное выражение.

— Только я?

— Нет, — тут же поправился Гильом. — Я, конечно, имел в виду вас обоих.

Кэт переполняли странные, незнакомые эмоции: надежда, волнение, радостное предвкушение; однако реальность их нынешнего положения перекрывала все.

— Понятия не имею, как он отнесется к этому плану. Если ты имеешь в виду, что мы станем твоими соратниками, он вряд ли согласится. Однако пусть лучше он сам даст тебе ответ.

Каль взял ее за руку. По контрасту с его собственной ее ладонь была маленькой и изящной. Задавая следующий вопрос, он постарался вложить в него уверенность, которой на самом деле не чувствовал.

— А ты не против, чтобы я поговорил с ним об этом?

— Нет, Гильом, я… мне кажется… думаю, я буду рада.

Он продолжал допытываться, неуклонно стремясь к тому, к чему, он надеялся, эти расспросы выведут.

— А если бы ты могла бы ответить на мой вопрос сама, что бы ты сказала?

— Думаю, да.

Выражение непритворного счастья на его лице поразило ее.

— Однако я должна учитывать желания père, — быстро добавила она.

— Лекарь был бы очень полезен для нашего дела.

— Уверяю тебя, он не захочет участвовать в войне.

— А как насчет целительницы? Я видел, на что ты способна.

Кэт еле заметно улыбнулась.

— Мне еще учиться и учиться, однако я попыталась бы стать полезной.

— Я видел, какую пользу ты можешь принести. Вообще-то даже если бы ты просто оставалась рядом со мной, даруя успокоение самим своим присутствием, я был бы счастлив.

Признавшись, таким образом, во взаимной привязанности, пусть и в достаточно расплывчатых выражениях, они продолжили путь.

Первый день пленения Алехандро провел в предоставленной ему маленькой комнате в приятном одиночестве. Вездесущие охранники оставались снаружи; два сильных солдата не разговаривали друг с другом, но стоически выполняли возложенную на них задачу. Алехандро не сомневался, что, попытайся он вырваться из заточения, они мгновенно набросятся на него. Однако пока он вел себя хорошо, они не беспокоили его.

Мансардное помещение, где он находился, было не лишено комфорта. Здесь хватало воздуха, потолок недавно побелили, и проникающий сквозь окно свет, отражаясь от наклонной поверхности, наполнял все пространство теплым мерцанием. Де Шальяк был настолько добр, что снабдил его для отвлечения внимания изумительной вещью, редкой и очень ценной, — недавно приобретенной рукописью греческой трагедии, за что Алехандро испытывал к нему благодарность, хотя и вступавшую в противоречие со всеми остальными его чувствами по отношению к этому человеку. Видимо, де Шальяк тем самым хотел продемонстрировать, что заботится о досуге своего пленника. И хотя Алехандро плохо знал греческий и отчасти позабыл даже то, что знал, поскольку отец не поощрял его в этом направлении, он помнил достаточно, чтобы почувствовать все очарование книги. Однако это почти насильственно навязанное ему развлечение не рассеивало постоянной, гнетущей тревоги; Алехандро опасался, что сделал неверный выбор, поручив Гильому Калю заботу о Кэт.

«Если она хоть как-то пострадает, я убью его собственными руками, — думал он. — Обреку на такие муки, которых не испытывал ни один христианин».

Послышался шелест одежды и звуки приближающихся шагов. Подняв взгляд, Алехандро увидел стоящего в дверном проеме де Шальяка.

— Приветствую вас, коллега, — величественно кивнул ему француз. — Как поживаете столь прекрасным днем?

Алехандро с холодным негодованием смотрел на своего хозяина.

— Неплохо, если не считать того, что я в плену.

— Я предпочел бы, чтобы вы чувствовали себя гостем в моем доме. — Де Шальяк поджал губы в полуулыбке. — Просто пока лишенным возможности покинуть его.

— Ваше гостеприимство не знает себе равных, коллега, в особенности с учетом того, в какие времена мы живем. И все же считаю своим долгом сказать: я предпочел бы страдать на свободе, чем быть обласканным у вас в плену.

— Советую не забывать, что не исключен и такой вариант: вы будете страдать у меня в плену, — с кривой улыбкой ответил де Шальяк.

Алехандро медленно поднялся и подошел к нему.

— Я не настолько глуп, чтобы не учитывать эту возможность.

Де Шальяк рассмеялся.

— Я никогда не считал вас глупым, друг мой.

— Вам нет нужды льстить мне, де Шальяк. Вы можете позволить себе быть со мной искренним. Мы не друзья. Если же вы считаете иначе, тогда ваше представление о дружбе гораздо шире моего. Друзья не держат друг друга в кандалах.

— Прошу вас, Алехандро! — воскликнул француз. — Вы не в кандалах.

— Однако я не свободен покинуть вас.

— Я просто не могу допустить, чтобы вы покинули меня до того, как я в полной мере получу удовольствие от вашего визита. Видите ли, у меня в отношении вас большие планы. Нам столько всего нужно обсудить! Признаюсь, я давно жаждал этой встречи. На протяжении многих лет, по правде говоря. И пожалуйста, не думайте, что пребывание здесь — это время, пропавшее даром. Завтра вечером у меня будет прием, как я вам уже говорил. Думаю, общество весьма известных людей не только доставит вам удовольствие, но и окажет на вас плодотворное воздействие.

— Предпочитаю сам выбирать себе компанию, — холодно ответил Алехандро. — А вы не боитесь, что меня могут узнать? И отберут у вас новую игрушку.

Де Шальяк вперил в него ледяной взгляд голубых глаз и отчеканил:

— Уверяю, коллега, я не играю с вами. Не сомневайтесь, если до этого дойдет, вы поймете.

Алехандро решил больше пока не нарываться.

— Может быть, пока я лишь ожидаю этого, вы будете столь добры и вернете мне мою рукопись? Работа над ней только начата. И хотя греки доставили мне огромное удовольствие, хотелось бы, как вы выразились, не тратить времени даром. Пока вы решаете, что со мной делать.

Де Шальяк замер, не говоря ни слова. Алехандро вглядывался в его лицо, пытаясь разгадать обуревавшие того эмоции. Он увидел подавляемый гнев, безусловно, и сомнения относительно того, как поступить. Однако было и еще что-то, отчасти неожиданное. Казалось, де Шальяк… уязвлен. После долгой паузы он произнес:

— Полагаю, можно вернуть вам рукопись — если это отвлечет вас.

Алехандро кивнул в знак благодарности.

— В таком случае, до завтра.

С этими словами де Шальяк вышел.

Алехандро застыл, глядя в окно.

«До завтра? — думал он. — Завтра меня здесь не будет».

Кэт успешно боролась со слезами почти до самого Дома с колоннами, но когда они с Гильомом в последний раз свернули за угол, не выдержала и расплакалась. Поначалу он хотел войти с ней через переднюю дверь, но, увидев, что в приемной горит свет, передумал и повел Кэт через кухню.

Дверь, как и следовало ожидать, открыла Мария.

— Что это, вы вернулись?

Слезы так и лились из глаз Кэт. По-сестрински кудахча, Мария втянула плачущую девушку внутрь и, сердито глянув на Каля, усадила ее на стул. Снова вперив обвиняющий взгляд в молодого человека, она проворковала, обращаясь к Кэт:

— Что он вам сделал, этот зверь?

Каль, естественно, запротестовал, однако Мария тут же выставила его из кухни.

— Идите к своим мужчинам, — сердито заявила она. — Они наверху, придумывают новые способы, как заставить женщин плакать.

Ему ничего не оставалось, как повиноваться.

— Выпейте вот это, — продолжала Мария, наливая Кэт стакан крепкого красного вина. — Оно успокоит ваши нервы, а, похоже, как раз это сейчас и требуется. Что, этот мужлан плохо обошелся с вами?

Кэт с трудом заговорила, продолжая безуспешно бороться со слезами.

— Гильом не сделал мне ничего плохого. Напротив, он был очень добр и сдержал свое обещание. Мы должны были встретиться с моим père в заранее обусловленном месте, но когда пришли туда, его там не оказалось. — Она повысила голос. — И самое страшное, это огорчило меня не так сильно, как должно было бы. Я совсем запуталась! Вдруг с père случилось что-то ужасное? А я… я…

— Ох, замолчите! — откликнулась Мария. — Не высказывайте таких нечестивых мыслей. Уверена, он просто задержался.

— А вот я совсем не уверена! Прошло столько времени, и ему пора быть здесь. Мы договорились только об этой встрече, но не о том, что будет дальше… И вдобавок, — рыдала Кэт, — я хочу остаться с Гильомом! Не знаю, что и делать. Это все так сбивает с толку.

Мария обхватила Кэт за плечи и попыталась успокоить ее.

— И расстраивает. Еще бы! Вы разрываетесь между отцом и любовником, но ведь рано или поздно такое случается со всеми женщинами.

— Он мне не любовник, но… но…

— Но вы хотели бы, чтобы он им стал.

— Да! Нет! Не знаю! Ох, как можно не понимать собственного сердца?

— Когда кто-то понимал собственное сердце? Нужно просто подождать, пока оно заговорит само.

Кэт устремила на Марию страдающий взгляд.

— А что мне делать до тех пор? У меня нет дома, я не могу найти père, а еще и Гильом… Это все так ново для меня…

— Конечно, вам нужно оставаться здесь, в доме господина Марселя. Он человек великодушный и не выставит вас. Да и я этого не допущу! У него сейчас полно дел, а мадам далеко, и то, что вы здесь, для меня просто подарок!

Кэт попыталась запротестовать, но служанка не стала ее слушать.

— Да не беспокойтесь вы так! По правде говоря, я считаю, что от вас может быть толк. В конце концов, в доме два кавалера, а чтобы обслужить двух кавалеров, требуется по крайней мере сотня дам, согласны? Хотя они в жизни этого не признают.

Кэт не имела опыта, на основе которого могла бы согласиться с этим утверждением или опровергнуть его, но возражать не стала.

— Я не знаю привычек молодого господина, но, может, вы насчет них лучше осведомлены. — Мария подмигнула Кэт. — И уж конечно, ваш господин предпочел бы, чтобы его вонючую одежду стирали вы. — Она захихикала. — Да и мне бы этого хотелось.

— Но что он подумает, если я начну его обслуживать? Может, вообразит, что я его… женщина? Я вовсе не уверена, что хочу этого.

— Он подумает, как много потеряет, если вы не станете делать этого, и будет вдвойне стараться угодить вам. Вытрите-ка слезы и возьмите себя в руки. Поверьте моему опыту, скоро вам все станет ясно.

Оставшуюся часть дня они провели, готовя скромный ужин. После трапезы джентльмены снова удалились наверх для продолжения своих стратегических споров, и Мария помогла Кэт вымыть длинные волосы. Пока они сохли, Кэт учила служанку играть в карты, от чего та пришла в полный восторг, поскольку раньше не была знакома с этой игрой.

— Ты быстро соображаешь, — заметила Кэт.

— А толку-то? Только у благородных есть время на такие пустые развлечения. Это мсье Каль научил вас?

В ответ Кэт сказала правду, хотя и не всю.

— Когда-то моя мать прислуживала одной высокородной леди в Англии.

«Если бы только я могла признаться, насколько высокородной!»

— Там она узнала много интересного и научила меня, — закончила Кэт.

— Я заметила, что вы очень милая и воспитанная, — сказала Мария. — Интересно, откуда у вас это?

— Можно многому научиться, просто наблюдая, — ответила Кэт в надежде, что такого объяснения будет достаточно.

Мария засмеялась.

— Ну да, в надежде, что это сделает тебя богатой.

— Не завидуй богатым, — заметила Кэт. — Они не всегда счастливейшие из людей.

— Хотела бы я убедиться в этом на собственном опыте. — Служанка с победоносным видом раскрыла свои карты. — Можете не сомневаться, я сумела бы доказать, что вы не правы.

Внезапно игру прервал звон колокольчика — это Марсель вызывал служанку. Мария тут же положила карты и заторопилась вверх по лестнице. Спустя несколько мгновений она вернулась и оживленно сообщила:

— Мсье прево нужно отправить сообщение. Одну он не стал бы меня посылать, но сказал, что раз мы вдвоем, ничего с нами не случится. То есть если вы, конечно, захотите составить мне компанию. Дело может подождать до утра, но я не против глотнуть свежего воздуха. Это недалеко.

Пока девушки добирались до места назначения, Кэт все время вспоминала выражение беспокойства, возникшее на лице Гильома, когда она уходила. Странно, но его очевидное волнение за нее было приятно; она почувствовала бы себя обиженной, если бы он со спокойной душой отпустил ее, пусть и ненадолго.

По правде говоря, она почти только и думала, что о нем, с тех пор как они признались друг другу… как бы это правильнее выразиться… в любви?

«Нет, это слишком сильное слово. В преданности? Он предан своему делу больше, чем когда-либо будет предан мне или кому-либо еще», — подумала она.

Нет, нужно подыскать более мягкое слово. «Взаимная привязанность», — решила она, вот что точнее всего описывает то, что существует между ними.

Она все время спрашивала себя, что подумает Алехандро о ее привязанности к Калю. Надо полагать, он в какой-то степени доверял французу, раз вручил Кэт его заботам; однако это в большой степени было актом отчаяния. Со временем, узнав Каля получше, сочтет ли он его храбрым, умным и энергичным, каким она сама видела его? Даже Алехандро должен признать, что для нее вполне естественно привязаться к сильному мужчине, способному позаботиться о ней. И не только естественно, но и разумно.

Сколько времени пройдет, прежде чем страсть возьмет в ней верх над разумом?

Эти мысли так завладели Кэт, что она едва слышала болтовню Марии. Уж слишком стемнело, чтобы глазеть на всякие городские чудеса вокруг; хотя в Париже и царила анархия, он по-прежнему поражал воображение. Да и времени приглядываться не было; совсем скоро они оказались в выложенном булыжником внутреннем дворе, перед массивной деревянной дверью.

— Мы принесли сообщение для вашего господина, — сказала Мария слуге, ответившему на ее стук. Она вручила ему маленький сложенный пергамент. — Ответ просили передать с нами, если можно.

— Пожалуйста, подождите здесь, — ответил слуга.

— Ты не пригласишь нас внутрь? — дерзко спросила Мария.

Этот вопрос, похоже, не вызвал у слуги удовольствия, он тревожно оглянулся. Его явная сдержанность возбудила любопытство Кэт, и она попыталась, стараясь не привлекать к себе внимания, разглядеть внутренность дома за спиной у слуги, пока он препирался с Марией. Хотя смотреть особенно было не на что, поскольку дом в основном утопал во мраке.

«В нынешние времена даже богатые экономят на свечах», — подумала она.

За распахнутой дверью виднелся большой вестибюль, а за ним — несколько других комнат, только в одной из которых мягко мерцал свет. У закрытой двери этой комнаты стояли на страже два охранника; они глядели прямо перед собой, не обращая внимания на посетительниц.

Из этой комнаты не доносилось ни звука; мелькнула мысль, что, может, тот, кто находится там, читает или изучает что-то. Удивительно, но мягкий свет притягивал Кэт, словно мотылька. Мария все еще пыталась убедить слугу впустить их в дом, но безуспешно.

— Думаю, вам лучше подождать здесь, — в конце концов заявил он со странной улыбкой и закрыл за собой дверь.

Глядя на прочные деревянные планки, которые только и оставалось рассматривать, Кэт не могла отделаться от ощущения иронии происходящего: «Я королевская дочь, а какой-то слуга захлопывает перед моим лицом дверь».

Размышления ее, однако, длились недолго, поскольку вскоре дверь снова открылась. Заглянув слуге за спину, Кэт увидела, что в прежде освещенной комнате стало темно и стражники у ее дверей исчезли.

«Так внезапно, — подумала она. — Интересно почему?»

Но конечно, ответа на этот вопрос она не получила. Слуга вручил Марии тот же пергамент.

— Отдайте его мсье Марселю, — сказал он.

— Хорошо. До свидания.

Мария слегка присела и повернулась, чтобы уйти. Кэт чуть-чуть замешкалась, надеясь разглядеть еще что-нибудь внутри, но Мария взяла ее за руку и потянула за собой.

Сквозь свое частично заколоченное деревянными планками окно Алехандро смотрел на улицу, пристально вглядываясь в бархатную парижскую ночь и надеясь еще раз увидеть посетителей, которые стали причиной того, что его с такой поспешностью отвели наверх. Он разговаривал сам с собой вслух, чтобы не отвыкнуть вообще говорить, и нимало не волновался, что подумают по этому поводу охранники.

«Подумаешь! Они и так презирают меня за то, что я еврей; ну а теперь сочтут еще и сумасшедшим».

— Завтра, — сказал Алехандро, — он собирается представить меня своим гостям, а сегодня не хочет, чтобы я попался на глаза этим незнакомцам. Странно.

Он услышал скрип закрываемых ворот и удаляющиеся шаги. Увидел две фигуры и понял, почему шаги были такими легкими.

«Это женщины, — осознал он. — Одна очень высокая, как моя Кэт».

При мысли о ней заныло сердце.

Посетительницы растворились во тьме. Как хотелось ему просто поговорить с ними, перекинуться хотя бы несколькими словами! А еще лучше поменяться местами с одной из них, пусть даже ненадолго.

«В данный момент, — с печалью размышлял он, — я готов даже превратиться в женщину — если это позволит мне обрести свободу».

Они вернулись в дом через кухонную дверь.

— Мсье сказал, что сегодня ночью ждет много гостей, — тараторила Мария. — Снова будут войну обсуждать. Он велел, чтобы их не прерывали. Будто я так уж хочу, чтобы они дергали меня своими просьбами. Мария, сделай то! Мария, сделай это! Самое умное вообще не сообщать им, что мы уже вернулись, верно?

«Гильом тоже будет там», — подумала Кэт.

И удивилась острому чувству разочарования, которое испытала, осознав, что он не останется рядом с ней.

Они с Марией снова играли в карты, под доносившийся сверху приглушенный шум голосов. Слов было не разобрать, но общий возбужденный тон дискуссии не вызывал сомнений.

Мария печально покачала головой.

— Им нравится эта война.

— Только тем, кто не знаком с ней по собственному опыту, — возразила Кэт. — Жестокость этой войны трудно даже вообразить.

В сознании вспыхнули ужасные сцены, увиденные во время их с Калем путешествия в Париж. Воспоминания о зверствах были слишком живы и тяжким бременем давили на душу. Внезапно усталость окутала Кэт, словно плотное, влажное облако.

— Что-то я притомилась, — сказала она, — и не прочь отдохнуть.

Мария с любопытством посмотрела на нее.

— Снова будете спать наверху?

Кэт сложила свои карты.

— А разве другая комната есть?

— Нет, но, если хотите, можно положить тюфяк на кухне. Иногда я сама сплю здесь, хотя где буду нынешней ночью, пока неизвестно. — Мария подмигнула Кэт и рассмеялась. — В любом случае выбор за вами. Однако спать на полу не так удобно, как на постели.

Удобство — это как раз то, в чем Кэт сегодня нуждалась больше всего.

— Тогда я, наверное, пойду наверх.

— Вот и хорошо. Мсье не будет возражать, если вы перед сном выпьете стаканчик вина. Он сам почти всегда так делает. Говорит, это подхлестывает его… как он выражается? Ах да, его темперамент. А вы, может, будете крепче спать.

— Тогда я не против.

Мария принесла бутылку, стакан и налила Кэт щедрую дозу темно-красного вина, а себе плеснула поменьше в кружку и подняла ее, произнося тост.

— За то, чтобы сегодня вы нашли в постели не только удобство, но и утешение.

«Неплохо бы», — подумала Кэт и осушила стакан.

Когда она, наклонив голову и глядя вниз, проходила мимо собравшихся в зале мужчин, они заговорили тише, провожая ее взглядами. Мужчины при дворе короля Эдуарда никогда так не делали. Но, с другой стороны, тогда она была надоедливым ребенком, а не легким в движениях, золотоволосым объектом желания, каким стала сейчас. Взгляды незнакомых мужчин, казалось, прожигали ее насквозь. Однако стоило ей скрыться, как их несбыточные фантазии рассеялись, и очень быстро мужчины вернулись к тому, чем занимались. Голоса снова зазвучали громче, в высказываниях то и дело проскальзывали слова войны. Чувствовалось, что все полны энтузиазма.

Однако один провожающий ее взгляд надолго оставил след в душе Кэт. Даже оказавшись наверху, она ощущала его, словно прикосновение руки к спине; это чувство сохранялось и тогда, когда она разделась и легла. И, быстро погружаясь в сон под влиянием выпитого вина, испытывала ощущение теплой, твердой руки на бедрах; более того, оно не покидало ее и во сне.

Проснувшись ночью, она увидела, что Гильом стоит на коленях рядом с постелью, и его самая настоящая рука лежит там, где она и воображала, нежно лаская ее тело. Он неотрывно смотрел на нее, в выражении лица сквозила неуверенность.

«Как может он думать, что я не хочу его?» — сонно удивилась Кэт.

Она взяла его руку, поднесла к губам и нежно поцеловала. Его ладонь загрубела и была покрыта мозолями от меча и поводьев. Потом Кэт потянула его к себе. Он с радостью обнял ее, неся то, чего она так жаждала, — полное нежности и силы утешение. Теперь их взаимная привязанность обрела реальное воплощение, а голос разума смолк.

Алехандро приснился сон, настолько тягостный, что он проснулся, охваченный страхом. Он боролся изо всех сил, стремясь стряхнуть наваждение, однако холодные пальцы страха не отпускали. Мысль о том, что ночные кошмары, от которых он избавился после долгих лет мучений, могут вернуться вновь, наполняла ужасом.

— Ах, Карлос Альдерон, — прошептал он в ночную тьму, — неужели ты снова вернулся? Пожалуйста, оставь меня, не лишай той малой доли покоя, которая еще есть.

Однако, лучше припомнив недавний сон, Алехандро осознал, что на этот раз ему привиделся не призрак кузнеца. То была Кэт, не ее призрак, а живой образ самой девушки; именно он оставил в душе Алехандро такое сильное ощущение страха. И в отличие от прошлых кошмаров, где Карлос Альдерон гнался за ним, на этот раз Алехандро сам стал преследователем, а жертвой, к его ужасу, была она. Однако он не сумел схватить Кэт, хотя ее юбка мелькнула совсем рядом. Он громко окликнул ее, протянул руку в надежде поймать, но она умчалась прочь. Оказалась за пределами его досягаемости, оторвалась от него, стала самостоятельной женщиной.