"Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Жених (Картина провинциальных нравов)" - читать интересную книгу автора

Вологжанин разинул рот перед этою бездною премудрости, но выразить
мнение свое не осмелился, а только подумал: "О, да он, кажется, либерал,
почтеннейший grand-papa!" Григорий Семеныч, однако ж, не только не принял
этого молчания в худую сторону, но остался, по-видимому, доволен
произведенным впечатлением, потому что с удвоенною благосклонностью
продолжал:
- Да-с, государь мой, проводя время в умственных упражнениях,
необходимо изощряли мы и остроту ума и делались, вследствие того, истинно
полезными деятелями для отечества. Да-с, недаром прежние казенные палаты
слыли рассадниками просвещения! Нынче, конечно, тоже встречаются изредка
просвещенные люди, но все-таки не то, что прежде... Вот хоть бы теперь,
например: пишут в газетах о комете, а подумал ли кто-нибудь о том, что
означает это явление? какое влияние производит оно на судьбы народов? будет
ли голод, мор или кровопролитие? А в мое время мы бы все эти вопросы
непременно разрешили!
Голос старого Плегунова дрожал при этом воспоминании старого времени.
- Да, это общее мнение, что в старые годы люди как-то основательнее
были, - подольстился Вологжанин.
Но Григорий Семеныч так был растроган, что даже не отвечал, а только
указал рукою на поставленные на столе моченые яблоки и другие сласти.
Вообще, Иван Павлыч произвел благоприятное впечатление в семействе
Плегуновых, которое преимущественно любило скромных молодых людей. Григорий
Семеныч, против обыкновения, просидел до десяти часов и приказал подать на
стол закуску и сладкой водки. Он беседовал с Иваном Павлычем и о других
предметах человеческого ведения и во всем оказал изумительное разнообразие
познаний, так что Вологжанин, несмотря на то что получил в юношестве
приятное образование, не находил слов, чтоб поддерживать столь
философическую беседу, и ограничивался только непритворным изумлением.
- А ведь дедушка-то преначитанный! - сказал он Порфирию Петровичу,
когда они возвращались домой.
- Как же, ведь он мартинистом был! - отвечал Порфирий Петрович.
- И знаете, я вам скажу, что в наше время его, пожалуй, признали бы за
либерала!
- Да ведь, коли хотите, оно и точно есть немножко, - сказал Порфирий
Петрович, подмигивая глазом.
Возвратившись домой, Иван Павлыч чувствовал себя совершенно довольным.
У него было как-то легко и прозрачно на душе; ноги ходили как будто сами
собою, а руки тоже сами собою потирались от удовольствия.
- Умнейшая голова! - сказал он, подходя к окну и всматриваясь, сквозь
темноту ночи, в противоположную сторону улицы.
Там стоял низенький серенький домик, в котором, незадолго перед тем,
поселились какие-то новобрачные. Новобрачные эти, должно полагать, очень
любили друг друга, потому что окна маленького домика запирались ставнями с
восьми часов вечера и не отпирались до утра и потом снова запирались в три
часа пополудни и отпирались в шесть. Иван Павлыч любил наблюдать за этим
запираньем и отпираньем ставней, и хотя не мог проникнуть нескромным оком
внутрь комнаты, но все-таки чувствовал себя как-то спокойнее после такой
операции.
- Счастливчики! - сказал он, весело вздохнувши, кликнул Мишку и спросил
на сон грядущий рюмку водки.