"Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Жених (Картина провинциальных нравов)" - читать интересную книгу автора

душу, без мыла влез!
Одно только обстоятельство несколько смутило Вологжанина. В одну теплую
и лунную ночь, когда он, провожая Пор-фирьевых из загородного сада, по
обыкновению суетился около их экипажа, подсаживая Софью Григорьевну и
Феоктисту Порфирьевну, из-за угла внезапно появился огромный мужчина,
который, при лунном освещении, показался Вологжанину саженей шести ростом, и
сильным голосом сказал:
- Не опасайся, божественная Феоктиста! друг твой бодрствует над тобой!
И вслед за тем звучным голосом запел:
Спи, ангел мой, спи, бог с тобой!
Иван Павлыч в ту же минуту кинулся, чтобы наказать дерзкого, но он уже
исчез.
- Кто такой? кто такой? - спросил Вологжанин у полицейского, стоявшего
у ворот сада, и получил ответ, что незнакомец не кто другой, как ужасный
форштмейстер Махоркин, о котором в городе ходили самые загадочные и
разноречащие слухи.


VI

Ужасный напитан Махоркин

История наша относится к тем блаженным временам, когда лесничие
назывались еще форштмейстерами. Тогда было очень просто. Лесничие не
представляли собою сонмища элегантных молодых людей, щеголяющих друг перед
другом красотою манер, но набирались большею частью из людей всякого звания
и имели познания по своей части весьма ограниченные, а именно, были
убеждены, что сосна, например, никакого иного плода, кроме шишки, не
производит, да и эту шишку, по большей части, смешивали с еловою, потому что
сведение свое почерпали исключительно из пословицы: "Не хочешь ли шишки
еловой?" Повторяю, что в то время было очень просто. Лесничий не говорил
имеющему до него касательство: "Mon cher,[45] приготовь мне к завтрашнему
числу триста рублей, потому что, в противном случае, я тебя, mon ami,[46]
под суд упеку", а обращался к нему с следующею речью: "Если ты, такой-сякой,
завтра чем свет мне три целковых не принесешь, то я тебя как Сидорову козу
издеру". И ежели на стороне нынешнего времени стоит просвещение и
женоподобная утонченность манер, то нельзя не согласиться, что старые
времена имели за себя энергию и какую-то чрезвычайно приятную простоту форм.
Павел Семеныч Махоркин, по необыкновенной цельности и
непосредственности своей природы, не может быть сравнен ни с кем, кроме
Теверино. Разница между им и знаменитым героем романа того же имени
заключалась, собственно, в том, что Павел Семеныч происходил от родителей
русских и, по формулярному списку, значился в числе приказнослужительских
детей. Никто не знал, каким образом достиг он звания форштмейстера; известно
только, что однажды встретили его гуляющим по улице в форштмейстерской
амуниции, а откуда он явился и по какому случаю попал в Крутогорск - этой
тайны не могла проникнуть даже закаленная в горниле опыта любознательность
крутогорцев. По этой причине существовали про него самые разнообразные
толки. Одни уверяли, что у него не только нет, но никогда не было ни отца,
ни матери. Другие шли далее и рассказывали, что в ночь, предшествовавшую