"Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Жених (Картина провинциальных нравов)" - читать интересную книгу автора

нем в завещании!"
Потом представляется ему, что он в прелестнейшем иохимовском
тарантасе... тьфу бишь... дормезе, приезжает с молодой женой в свою
костромскую деревню, рекомендует Тисочку своим добрым мужичкам, просит ее
полюбить, а мужички, придя в восторг от молодой барыни (которая и барина, в
минуты гнева и запальчивости, кроткими словами смиряет), делают между собою
складку и подносят: ему ильковую шубу, а ей - превосходнейший соболий
салоп!!
Потом он едет с молодой женой по соседям, которые, с одной стороны, не
могут нарадоваться, глядя на молодых, а с другой стороны, не могут и не
позавидовать слегка их счастью.
- Да, брат, славную штучку поддел! - говорит лихой штабс-ротмистр
Голеницын, трепля Ивана Павлыча по плечу, - с этакой, брат, кругляшечкой
можно... и даже очень можно... тово...
Штабс-ротмистр подносит к губам три сложенных пальца и чмокает,
подмигивая одним глазом, а Иван Павлыч хотя и стоит в это время в зале
крутогорского воксала, но, живо представляя себе эту картину, чувствует себя
совершенно счастливым и потихоньку хихикает.
Потом Иван Павлыч, в той же иохимовской карете, отправляется за
границу; едет он довольно тихо и смотрит из окошек по сторонам, удовлетворяя
через это требованиям своей любознательности. В Дюссельдорфе он обедает и
останавливается в Кельне для того только, чтоб сделать запас одеколоня и
поскорее переменить лошадей, потому что очень спешит в Париж. Но увы!
заграничная жизнь не удовлетворяет его: он чувствует, что к сердцу его
подступает тоска, перед глазами его беспрестанно рисуется милый Крутогорск,
в котором - бог знает! - может быть, теперь, в эту самую минуту, бесценный
папаша, Порфирий Петрович, объявляет десять без козырей! И вот он валяет во
все лопатки через Германию, накупивши наскоро подарков для милых сердцу и
добрых знакомых: для maman собачку испанской породы, для papa шкатулку с
особенными секретными замками, для сестриц шляпок итальянской соломы, а для
добрых приятелей карт с непристойными изображениями... Для себя собственно
он вывозит из-за границы только усы и бороду, которые и останутся навсегда
неопровержимым доказательством его пребывания за границей.
Такого рода помыслы обуревают юную голову Вологжанина, но надо отдать
ему справедливость, он не высказывает их, и если мыслит, то мыслит про себя.
В наружном отношении последовала в нем только одна перемена: он несколько
побледнел и сделался интереснее, но и то потому, что каждое утро тщательно
вытирает свое лицо огуречною водою, которая, как известно, имеет свойство
сообщать коже матовую белизну и лицу задумчивое и грустное выражение. В
обращении Ивана Павлыча к предмету его нежных поисков замечается изысканная
предупредительность, но не больше. Таким образом, когда наступает час
разъезда с какого-нибудь вечера или раута, Вологжанин необходимо вырастает
из земли, держа на руке Тисочкин бурнус и испрашивая разрешения накинуть его
на плеча незабвенной. С другой стороны, за обедом или ужином, стараясь сесть
сколь можно ближе к Тисочке, Иван Павлыч как бы угадывает все ее мысли и
желания и наливает воду в ее стакан именно в то самое время, когда она
ощущает жажду. Но, щадя ее застенчивость, он редко позволяет себе вступать в
разговор с ней и даже во время танцев ограничивается только весьма небольшим
числом избранных фраз: "Вам начинать, Феоктиста Порфирьевна!" или: "Ваш
папаша, кажется, сегодня выигрывает". Однажды он решился, однако ж, пожать