"Джером Сэлинджер. Грустный мотив" - читать интересную книгу автора

обращал на нее внимания, разве только заметил, что ее всегда первую
отпускали с дополнительных занятий по правописанию. Понимать цену Пегги он
начал лишь тогда, когда разглядел у нее на шее, в ямке между ключицами,
комочек жевательной резинки. Он тогда подумал, что это она здорово
догадалась, хоть и девчонка. Она сидела через проход от него, и он залез
под парту, будто бы что-то уронил, а сам шепнул ей:
- Эй! Ты всегда так прилепляешь резинку?
Юная леди с жевательной резинкой между ключицами обернулась,
приоткрыв рот, и кивнула. Она была польщена. То был первый случай, когда
Радфорд обратился к ней не по учебному делу.
Радфорд пошарил под партой, ища несуществующий ластик.
- Слушай. Хочешь, я тебя познакомлю после школы с одним моим другом?
Пегги прикрыла рот ладонью и притворилась, что кашляет.
- С кем? - спросила она.
- С Черным Чарльзом.
- А он кто?
- Один человек. Играет на рояле. На Уиллард-стрит. Мой приятель.
- Мне не разрешают ходить на Уиллард-стрит.
- Подумаешь!
- А ты когда пойдешь?
- Сразу после школы. Сегодня она нас не будет оставлять. Ей самой-то
скучища... Двинули?
- Двинули.
В тот день дети отправились на Уиллард-стрит, и Пегги познакомилась с
Черным Чарльзом, а Черный Чарльз с Пегги.
Кафе Черного Чарльза было обыкновенной дешевой забегаловкой и вечным
бельмом на глазу городских властей, которые и всю-то улицу, на которой оно
стояло, из года в год неизменно обрекали на снос - на бумаге, понятное
дело. Про такие заведения родители - глядя сквозь боковое стекло семейного
автомобиля - обыкновенно говорят детям: "Безобразие. Антисанитария".
Словом, это было отличное местечко. Да и не случалось, кажется, чтобы у
молодых посетителей Черного Чарльза хоть однажды разболелись животы от
аппетитных, шипящих в сале сосисок, которые он подавал. Но вообще-то к
Черному Чарльзу ходили не затем, чтобы есть. Конечно, придешь, так уж и
поешь, но идешь-то не для этого.
К Черному Чарльзу ходили потому, что он играл на рояле, как бог -
играл словно какой-нибудь знаменитый пианист из Мемфиса, а может, и того
лучше. Он играл и свинг, и просто, и, когда ни придешь, он всегда сидел за
роялем, а потом пора было уже уходить домой, а он все сидит за роялем. Но
дело даже не только в этом. Настоящий хороший музыкант не может уставать
от музыки, это само собой, тут и удивляться нечему. Но его отличала еще
одна черта, свойственная мало кому из белых музыкантов. Он был добрый, и,
когда к нему подходили и просили сыграть что-нибудь или просто так
подходили поговорить, он всегда слушал. И смотрел на тебя, а не мимо.
До того, как Радфорд привел Пегги, он был, видимо, самым юным из
посетителей Черного Чарльза. Он уже больше двух лет ходил туда один, раза
по два, по три в неделю. И всегда засветло, по той простой причине, что
поздно вечером ему не разрешалось уходить из дому. Правда, на его долю не
доставалось той толкотни, того гомона и чада, которыми славилось заведение
Черного Чарльза в ночное время; зато и днем он получал кое-что не хуже, а