"Евгений Андреевич Салиас. Фрейлина императрицы " - читать интересную книгу автора

высидела она почти два месяца.
Наконец, сегодня ее потребовали внезапно сюда, в этот дом, чтобы
поставить пред лицо самой русской царицы.
Что будет после этого свидания? Тюрьма опять? Или кнут? Казнь? Ссылка
за тридевять земель? Все может быть. Но что будет - она окончательно не
может предвидеть... И бедные дети осиротеют! Да и живы ли они теперь...
Этот командир русских войск, зная, где семья женщины, мог уже давно
распорядиться и о них, мог указать их плененье и заточенье или угон
куда-либо.
Может быть, дети с мужем давно в Россиях! - сотни раз в день вздыхает и
бормочет женщина. И ее разуму представляется, что в этих "Росснях" жизнь
детей не что иное, как ряд самых страшных мытарств, мук и истязаний.
- Однако ты, любезная, будто омертвела. Ушла в свои мысли... Очнись!
Эй!
Вот что услыхала наконец женщина над собой и, очнувшись, почувствовала
на плече руку, которая ее тормошила. Пред ней стоял тот же седой пан.
- Очнись, Христина. Вставай! Иди за мной... - говорил он ей по-польски,
ухмыляясь ласково и добродушно.
Женщина почти бессознательно повиновалась. Она встала, двинулась вслед
за паном, прошла двери, потом богатую, но мрачную темно-красную с золотом
горницу, затем другие двери и вошла наконец в маленькую угольную горницу с
двумя окнами на площадь...
Тут было ярко светло, как-то радостно, весело.
В углу, у открытого окна, на высоком кресле, с золотой скамеечкой под
ногами, сидела моложавая на вид женщина. Маленькие ножки в голубых сапожках
высунулись из-под короткой атласной юбки, тоже голубой. Белый шелковистый
платок окутал ее от полной шеи до талии.
"Ах, какая красавица! А какие сапожки! Какое платье!.." - невольно
ахнула мысленно Христина.
Женщина эта, белая и румяная во всю пухлую щеку, чернобровая и
черноокая, глядела на нее, широко раскрыв свои блестящие глаза под черными и
тонкими бровями. Она улыбнулась. Лицо ее так и засветилось вдруг, будто все
оно засмеялось И губы, и глаза, и вздернутый носик, и черные ниточки-брови -
все смеется враэ.
Вошедшая смутилась и стала тяжело дышать, но вдруг что-то будто
толкнуло ее, будто кто-то приказал... Может быть, это пан приказал ей... Она
двинулась еще на шаг, опустилась на колени и бросилась вдруг в ноги
красавице. Голова ее повалилась около этой самой золотой скамеечки, где
стоят рядом маленькие ножки в голубых сапожках.
Это была сама царица. Христина поняла тотчас. Кто же может быть эта
красавица, коли не царица. Не только она сама, ее сапожки, золотая скамеечка
под ноги, но и вся горница эта, воздух и свет в этой горнице - все какое-то
особенное. От всего повеяло на упавшую в ноги женщину чем-то чего она
никогда еще не видала и никогда не ощущала.
Me сразу пришла крестьянка в себя и не сразу встала на ноги, хотя пан
воин давно ее поднимал и что-то говорил ей громко по-польски.
Царица протянула ей руку. Она бережно поцеловала беленькую и хорошо
пахнущую ручку.
Затем женщина уставилась дико глазами в лицо сидящей, глядела, все
глядела, не сморгнув, и наконец заплакала и стала утирать лицо руками.