"Евгений Андреевич Салиас. Аракчеевский подкидыш " - читать интересную книгу автора

какую простую бабу себе в помощницы и все будет хорошо. И ничем я тебя не
обижу. Через месяц, два, когда все... - Шумский остановился. Он хотел
сказать: "Все устроится" - и мысленно рассмеялся.
"Что же устроится? - подумал он. - Все наоборот расстроится, все пойдет
к черту!"
- Через месяц или два, - снова заговорил он, - если соберешься
непременно выходить замуж за этого мухомора Ивана Андреевича, то скажешь. Я
тебе подарю приданое. Но не за твою службу, не за то, что ты горничную
изобразишь несколько недель, а за то, чего ты и сама не знаешь...
Шумский поднялся, приблизился к Марфуше, взял ее за обе руки и потянул
к себе. Девушка смутилась.
- За то, что ты, - взволнованным голосом произнес он, - так уродилась,
что похожа лицом на другую, на одну барышню. Нет!.. Похожа на божество,
которое живет на земле. Вот за то, что между вами обеими есть какое-то
диковинное сходство, я для тебя все сделаю и теперь, и после. Между тобой и
ею пропасть, да и лицо твое совсем не такое, как ее. Но издали, в
сумерках... Ну да что говорить! Это не твое дело!.. Так вот поди скажи вновь
Ивану Андреевичу про горницу для Авдотьи Лукьяновны. Потом скажи, угнать всю
мою ораву вон из дома, чтобы мне не видеть никого из них. А ты берись сейчас
и управляй всем в доме.
- Слушаю-с, - кротко и ласково отозвалась Марфуша, глядя в глаза
Шумскому.
Молодой человек увидел в синих красивых глазах швеи, которые в
полумраке так напоминали иной взор, неподдельное оживление, даже радость.
Марфуша была настолько обрадована предложением, что лицо ее просияло,
стало таким, каким Шумский ни разу еще не видал его. Он удивился и,
продолжая стоять перед ней, держа руками за обе руки, молча долго смотрел
Марфуше в лицо. Кончилось тем, что девушка потупилась, затрепетала и
опустила голову.
Шумский тоже понурился, вздохнул, тихо выпустил ее из рук и задумался.
- Я вам не нужна-с? - вымолвила Марфуша, взявшись за ручку двери.
- Покуда... нет... - отозвался Шумский, слегка улыбнувшись, и странным
голосом, в котором была и кротость, и ласка, и печаль. - А потом, Марфуша,
после... не знаю.
Девушка почуяла что-то в его голосе, но темных слов не поняла.
Она вышла, а он долго стоял, не двигаясь и не подымая тоскливо
опущенной головы.

IV

В тот вечер, когда Шумский, примиренный с матерью, но озлобленный на
весь мир Божий, переезжал на пароме Волхов и причаливал к берегу Грузинской
мызы, ее владелец сидел у себя в кабинете за срочной и спешной работой. Но
она была, видно, по сердцу. Граф был в духе... На столе перед ним лежала
огромная и толстая книга, вся разграфированная, с клеточками и заглавиями в
них. Надпись, вытесненная на переплете золотыми буквами, гласила:
"Винный журнал. 1-е октября 1810 год". На первом листе была надпись:
"Кто, когда и за что наказан".
Эта "винная" или штрафная книга 14 лет аккуратно велась самим графом и
была мудренее всякой бухгалтерии, ибо требовала особой внимательности и