"Евгений Андреевич Салиас. Аракчеевский подкидыш " - читать интересную книгу автора

- Никому ничего не известно, - отозвался Шумский. - Наверное никто
ничего не знает. Но весь Петербург, уже не говоря о Грузине, всегда
поговаривал, что я не сын графа Аракчеева, что я только ваш сын, а кто мой
отец - неизвестно. Но и это оказалось вздором. Ну, вот я теперь и говорю
вам: я не сын графа, но и не ваш!
- Что ты! что ты! - неестественно фальшивым голосом воскликнула
Настасья Федоровна, но лицо ее все более бледнело, рука, державшая платок
около губ, дрожала.
- Объяснять вам, кто я такой и как я попал в этот дом, я не стану, так
как вы лучше меня это знаете, я только приехал сказать вам, что я это знаю.
Вы не хотите признаться, этого и не нужно! У меня есть свидетели. Вам нужен
был ребенок, потому что граф желал, якобы, наследника своего Грузина. Вы
обманули его, обманули всех, насмеялись над законами и людьми. Для ваших
подлых расчетов вы отняли меня у родной матери. Теперь я желаю, чтобы граф
знал правду, чтобы он знал, что я ни вам, ни ему не сын, а совсем чужой
человек. Да я с детства чувствовал это! - вдруг воскликнул Шумский с
горечью. - Я всегда чувствовал это. Я всегда ненавидел его и всегда презирал
вас. Вот сегодня я и объясню все это графу Аракчееву.
- Миша! Миша! - отчаянно проговорила Настасья Федоровна и не могла
продолжать.
Голос ее прерывался. Она закрыла лицо платком и замолчала.
- Миша, - заговорила она снова, - ну, если не для меня. Если я тебе
ничто. Себя-то за что же ты губишь! Ведь ты все потеряешь. У тебя все есть.
И все это Грузино! Все твое будет. Ты все хочешь потерять! Из-за чего? Нешто
можно такими делами шутить. За что ты хочешь трех лиц губить!
- Я не хочу его обманывать, я не хочу быть вашим сообщником. Покуда я
ничего не знал, я мог разыгрывать вашу комедию. Но, повторяю: я всегда
ненавидел и вас, и его. Считая себя сыном только незаконнорожденным, я
пользовался и положением, и деньгами. Теперь я не хочу.
Настасья Федоровна схватила себя руками за голову вне себя от ярости и
воскликнула:
- Ах, головорез! Разбойник! Вот проклятое детище послал мне Бог. Я
думала на его счастье, а он...
- Ах, так ты мое счастье устраивала тогда?! - вдруг выговорил Шумский
вне себя от злобы и гнева. - Это ты мое счастье устраивала, пьяная баба,
когда силком отняла меня у бедной вдовы и выдала за своего ребенка. Нет, ты
распутная баба свои дела обделывала. Тебе было нужно Аракчеева к лапам
прибрать, наследником его подарить. Ну, да что с тобой толковать. Я только
пришел тебе сказать... - и Шумский поднялся с места. - Я пришел сказать, что
я все знаю и все сегодня же объясню графу.
- Он тебя за клеветничанье на мать и выгонит вон! - воскликнула
Настасья Федоровна. - Как щенка, за ворота вышвырнет.
- Нет, тебя он вышвырнет, а я сам уйду. Следовало бы мне только, прежде
чем из этого дома уходить, одно дело сделать... След бы тебя, подлую бабу,
задушить или прирезать. Да марать руки о такого пса, как ты, охоты нет.
Настасья Федоровна оцепенела совсем от гнева, не двигалась и не могла
произнести ни слова. Шумский стоял перед ней, тяжело переводя дыхание и как
бы готовый броситься на женщину.
- Ах ты, мерзавец... - через силу вымолвила она наконец, всхлипывая от
злобы. - Да тебя запороть... В Сибирь тебя и Авдотью надо... Если вы графу