"Евгений Андреевич Салиас. Аракчеевский подкидыш " - читать интересную книгу автора

есть женщины. Как это вы можете реветь без конца все из-за одного и того же
предмета. Ну, поплакала, обмочила слезами какой предмет со всех сторон. Ну,
и довольно. А как же без конца-то?..
Очевидно молодой человек хотел пошутить, но голос его был грустный и
хриплый.
- Михаил Андреевич, голубчик, Мишенька, - заговорила Авдотья. - Еще
время одуматься. Не губи себя! Повидайся и уезжай опять в Питер. Ведь не
уйдет. Всегда можешь с ними перетолковать. А ну как потом сам раскаешься.
- Матушка, - угрюмо и сурово отозвался Шуйский, - ведь я от тебя эти
самые слова несколько сот раз слышал, а может и тысячу. Что же ты все
повторяешь одно и то же. Сто раз ты всякими святыми угодниками мне божилась
даже не начинать снова этого разговора. И никуда твоя божба не привела.
Лучше погляди, за нами ли брички.
Авдотья вытерла глаза и, опустив каретное стекло, высунулась в окно.
- Нет никого, - ответила она, снова садясь, - должно отстали.
- Так вели этому олуху обождать, - отозвался Шумский.
Авдотья снова высунулась и велела ямщику остановить лошадей.
Когда экипаж стал, мужик слез с козел, обошел свой четверик и, поправив
кое-что в сбруе, снова лениво полез на место.
Шумский сидел недвижно и задумчиво смотрел в окно на полумесяц.
Авдотья искоса поглядывала на него, хотела заговорить, но боялась.
Через несколько мгновений две брички, запряженные тройками,
приблизились к ожидавшей их карете. В передней сидели рядом две фигуры, в
которых было что-то странное на вид. Всюду, где проехали они днем, народ
невольно заглядывался на них, замечая что-то особенное.
При взгляде даже поверхностном на эти лица видно было, что эти путники
находятся в исключительном нравственном состоянии.
Это были: Пашута и ее брат Копчик.
Шумский, давно собиравшийся послать в Грузино виновных, рассудил,
наконец, привезти их сам, но теперь, приближаясь к вотчине графа, молодой
человек еще не решил мысленно их судьбу и сам не знал, что он скажет о них
Аракчееву. Просто ли привез он обратно его двух крепостных людей или же он
скажет все, иначе говоря, обречет их на всякие пытки.
Во второй бричке ехал Шваньский, а с ним рослый солдат, взятый в
Петербурге про всякий случай. Один Шумский знал, зачем он приказал
Шваньскому запастись таким адъютантом. Он опасался, что дорогой Пашута и
Копчик сбегут, предпочитая сделаться беглыми, нежели возвращаться в кабалу
графа и его любимицы.
Когда спутники подъехали, все три экипажа двинулись далее и, проехав
около четверти версты, остановились на берегу, где был перевоз. Паром при их
появлении отчалил к ним с противоположной стороны, где высились и белели
здания и собор пресловутой Аракчеевской "мызы".

II

Шумский не сразу решился ехать в Грузино. За последнее время в его доме
в Петербурге было мертво тихо. Около недели в его квартире жизнь, казалось,
ничем не проявлялась и как бы замерла. Несмотря на то, что в квартире было
до десяти душ обитателей, тишина никем и ничем не нарушалась по целым дням.
Ввечеру все окна на улицу были темны, и только в угловой