"Евгений Андреевич Салиас. На Москве (Из времени чумы 1771 г.) " - читать интересную книгу автора

Москве есть у меня одна старушка-просвирня, с которой я могу водиться. Для
одних хоть бы для дворян, для купцов, - я крепостная холопка; для других -
хоть бы для прислуги нашей, - я барышня, только не настоящая, боковая...
И в светлых, серых глазах Ули вдруг показались две крупные слезы.
Ивашка заметил их и вымолвил:
- Что ты! зачем? Ну вот и плакать! Боковая... что такое боковая?!
- Так меня, Иваша, здесь зовут. Как кто осерчает на меня зря, без
толку, так и назовет "боковой" барышней.
- Что же это значит такое? мне невдомек...
Но Уля не отвечала на этот вопрос и продолжала тихо, глядя в пол:
- Вот оттого мне и не за кого замуж выходить. И за мужика нельзя, и за
купца нельзя; а за барина - и говорить нечего. Мы с тобой, Иваша, мужицкие
дворяне с детства были, да так и останемся. Ты еще - другое дело. Кто тебе
приглянулся, ты и женишься, а я же не пойду говорить какому-либо человеку:
сделай, мол, милость, женись на мне! Да и не до того, Иваша...
- Никому не пара!.. - бормотал Ивашка, как бы про себя. И он вдруг
ахнул на всю горницу, точно будто испугался чего-то.
- Что ты! - воскликнула Уля.
- А за меня!
Уля не поняла. Ивашка вопросительно глядел на нее, пораженный сам своим
открытием.
- Что?
- За меня.
- Что за меня? Что ты говоришь?
- За меня, за меня выходи!
Уля все-таки не сразу поняла и, поняв, опять звонко рассмеялась.
- Ей-Богу, Уля, за меня выходи! Ведь я буду вольный, - вот тебе
Христос, - скоплю денег, откуплюсь, и как мы с тобой заживем отлично! Я
пойду в дворники либо в кучера, а ты... - Ивашка запнулся.
- Вот то-то, Иваша, и не знаешь. Вот то-то и дело: ты в дворники, ну,
стало быть, я - в кухарки.
- Нет, как можно!
- То-то, стало быть, нельзя. Ну - в горничные девки.
- Нет, как можно!
- Ну - в прачки, поломойки...
- Да нет, чего ты врешь!
- Ну, так как же, Иваша? Ты дворник, а я, будучи твоей женой, буду
барышней-чиновницей? Видишь, вот никак и не клеится.
Ивашка вздохнул и выговорил тихо:
- Да, и то, не клеится.
И оба замолчали. Уля снова понурилась и думала о том, что часто
приходило ей на ум: неужели же никогда не найдется человека, который полюбил
бы ее, за которого она могла бы выйти замуж и зажить своим домком, своим
счастьем. Часто невольно и смутно представлялся ей этот вопрос, и она
отгоняла его, как нечто незаконное, как пустую, глупую мечту. Но теперь,
когда в первый раз другой, хотя и ее молочный брат, заговорил об этом с ней,
ей сразу яснее, настоятельнее представился этот жгучий вопрос.
Почему же и нельзя? почему же не найдется такого человека? Может быть,
и найдется, может быть, и нашелся бы давно, если бы она не избегала так
упорно и не боялась так страшно всякого нового знакомого. Хоть бы вот этот