"Евгений Андреевич Салиас. На Москве (Из времени чумы 1771 г.) " - читать интересную книгу автора

плечи шубку, выглянет за ворота на минуту, подышит морозным воздухом,
пробежит по льду на тот берег Москвы-реки или до угла Пречистенки, иногда
сбегает до церкви к знакомой просвирне на минутку, и опять домой. И такая же
веселая, только румянее от мороза, вбежит по крутой лестнице в свой мезонин
и опять сядет работать. Иной раз, однако, она долго держит шитье в одной
руке, иголку в другой, - и обе руки лежат недвижно на коленях, а глаза ее
устремились на любимца чижика в клетке и глядят ласково, как он прыгает,
чиркает лапками по жердочкам, клюет семя и попискивает свою однообразную,
немудреную, безобидную песню.
Уля любит своего чижика особенно потому, что ей кажется, будто его
жизнь в клетке и ее жизнь в мезонине - та же самая - простая, одинокая,
будто никому не нужная, ни миру Божьему, ни людям, ни себе самому. Сдается
невольно, что и этому чижику, и Уле равно незадача какая-то на свете! И
правда, чижик тоже удивительная пичуга. Точно его Бог чем обидел, и будто он
покорно принял это, как бы неизбежное, заслуженное, и без попреков, смиренно
покорился своей судьбе.
В этот день ясный, праздничный Уля все-таки сидела за работой, но ей
было как-то не по себе, она тревожно поглядывала и прислушивалась вокруг
себя. Внизу слышались громкие голоса барыни и Капитона Иваныча. Будто
предчувствие чего-то сказывалось в Уле, и работа не клеилась. Все чаще
оставляла она иголку и задумывалась, вспоминала последние слова и взгляды
барыни - особенные, многозначительные, обещавшие мало добра, много худого...
Со всяким худом кротко, многотерпеливо и смиренно сживалась Уля,
говоря:
- Видно, такова моя судьба.
Но за последнее время надвигалась страшная гроза на ее серенькую,
скромную и безобидную жизнь, и Уля чуяла невольно, что даже при всем ее
вечном смирении и покорности судьбе мудрено будет пережить эту грозу. Она
чуяла, что Авдотья Ивановна и вдова расстриги обе затевают что-то...
Уля знала, что имущество Капитона Иваныча было формально передано
когда-то жене по слабости характера, и теперь остатками этого имущества
Авдотья Ивановна и по закону могла распоряжаться, как хотела. А Уля, по
продаже рязанского имения, осталась за ними... Тогда Капитон Иваныч не
захотел продать свою крепостную племянницу, а выписал из купчей. Он хотел,
напротив, устроить ей вольную и собирался сделать это постоянно... и не
собрался! И все его имущество, и крепостные были уже теперь не его, а
Авдотьи Ивановны. На просьбы его отпустить его племянницу на волю
барыня-супруга обещала... завтра и на днях, с весны до осени и с осени до
весны...

VI

Ивашка, сбыв с рук старуху, начал расспрашивать прохожих о том, где
Ленивка.
Через час путешествий по улицам Москвы он нашел наконец дом
Воробушкиных. Среди тени и грязи, между десятками маленьких деревянных
домиков, нашел он тоже небольшой домик, неопределенного цвета, серый не от
краски, а от времени и ветхости. Подивился он, в каком плохом домишке
поселились его прежние господа. Такая ли бывшая их усадьба на селе! Ивашка
въехал на грязный двор и, увидя какую-то женщину, выглядывавшую из сарая,