"Евгений Андреевич Салиас. Ширь и мах (Миллион) " - читать интересную книгу автора

И холопы не дивятся, давно привыкли к доброму барину, сердечному и
золотому, но чудодею Григорью Лександрычу.

IV

На Дунае, в декабре 1790 года, завершилась взятием Измаила блестящая
кампания.
Это была целая серия подвигов русской армии, в рядах которой уже
гремели имена героев: Суворова и Репнина. Молодые Кутузов и Платов
заставляли уже о себе говорить. С новым годом наступило временное затишье в
военных действиях. В феврале месяце князь Таврический приехал в Петербург на
побывку. Он думал пробыть недолго, быстро повершить все дела и уехать, но
оказалось, что времена наступили для него иные... При дворе был новый
флигель-адъютант, двадцатичетырехлетний Платон Зубов,{15} приобретавший все
большее влияние на государыню и начинавший вмешиваться в дела. Он уже не
скрывал своей неприязни к князю Таврическому, боролся с ним и подкапывался
под него.
- Пора ему на покой, чтобы и России вздохнуть дать, - говорил он со
слов других, более умных. - Надорвал отечество!
Потемкин приехал удалить нового любимца, как уже не раз делывал это
прежде, но теперь все более убеждался в его возрастающем значении и силе при
дворе. Вдобавок, вокруг Зубова группировались враги Потемкина - а их было
немало. И какие враги! В числе их был вновь пожалованный граф Рымникский,
герой Кинбурга и Измаила. Суворов не любил Потемкина. Князь должен был
спешить обратно в армию, но все медлил и говорил, что не уедет, пока не
выздоровеет и не вырвет у себя больной зуб.
Но "Зуб" смеялся на эту угрозу.
И в самом главном деле, которым жил теперь Потемкин, - Зубов боролся с
ним. Князь жил мыслью о продолжении войны с Турцией и умолял императрицу не
вступать в переговоры с вновь вступившим двадцативосьмилетним султаном
Селимом.{16} Он обещал в один год полный разгром Оттоманской империи...
Зубов противодействовал ему и завел свои тайные сношения с английским и с
прусским кабинетами и с Диваном.{17} Он наконец добился своей цели.
Государыня, тайно от Потемкина, дала предписание Репнину,{18}
замещавшему в армии главнокомандующего, не отстраняться, а идти навстречу
могущим воспоследовать мирным предложениям со стороны нового султана Селима.
И дело уже шло на мир, а Потемкин этого не ведал. Зубов ли становился
всемогущ теперь? Или государыня становилась менее предприимчива? Или,
наконец, "глас народа" влиял на судьбы России...
Недолго пробыл князь Таврический у государыни, был скучен. Узнал он
чрез чтение полученных депеш с курьером из Берлина о многих великих событиях
европейских, узнал о новых "пакостях" австрийских относительно его душевного
и громадного дела там, за Тавридой, на берегах древнего Босфора, близ
Царьграда, родного искони России. Узнал он о бегстве короля Лудовика
Французского{19} из своей бунтующей столицы и его позорного в дороге
захвата, возвращенья под стражей и заключенья.
"Вон оно что бывает! Потомок Генриха IV,{20} Лудовика XIV - в тюрьме!
Заключен на хлеб и на воду, по указу портных, коновалов и ветошников!"
И то, что подступало к Григорию Потемкину еще вчера, на молебне в
соборе, при всем народе и на пальбе из орудий, которыми торжествовали деяния