"Алексей Сейл. Живодер " - читать интересную книгу автора

передвигались шаркающей походкой пациентов, прошедших курс химиотерапии;
площадь была усеяна обломками петард и другой пиротехники.
Когда Сью переходила площадь, из-за угла вылетела целая стая собак в
самом прекрасном расположении духа. С большей частью этой собачьей ватаги
она была знакома: здесь были Колин, Крошка Джанет, Азуль, Сальвадор и Пабло,
Генерал Франко, Канелло и еще тройка маленьких изнеженных собачек, которые,
как ни странно, нравились местным жителям. Шествие замыкала неуверенно
передвигавшаяся Шифоньерка. В центре же компании скакал самый потрясающий
пес, какого Сью только доводилось видеть, - размером с теленка, с блестящей
темно-серой шерстью, длинной изящной головой и черными как уголь глазами.
Пес выглядел самым ухоженным из всей своры, и Сью решила, что он наверняка
породистый.
Тем же вечером, когда Сью с Лоуренсом сидели на террасе бара, мимо
снова протрусила та же свора.
- Лоуренс, а чей этот большой пес? - спросила Сью. - Я его раньше не
видела.
Лоренс приподнялся, чтобы рассмотреть его получше.
- Ничей. Его бросили. Появился здесь на следующий день после фиесты, -
ответил он. - Наверное, жил у каких-нибудь испанцев, которые поехали на лето
к морю и не захотели платить за конуру или просто не догадывались, каким он
может вырасти. Кто знает? Здесь часто бросают собак на шоссе или оставляют
их в этой деревне, потому что знают, что в ней живет много англичан, и
считают, что мы должны заботиться о них.
- И мы заботимся?
- Не знаю, по-моему, на сегодняшний день все уже полностью особачены.
Посмотрим.
В течение последующей недели Сью непроизвольно отыскивала Пса взглядом
и даже подружилась с ним, скармливая ему ненужную закуску, когда этого не
видели владельцы "Голубой ночи", и почесывая его за ухом, когда он спал на
каменных ступенях церкви.
Та же неделя сулила ей новые знакомства, как она выяснила из гороскопа,
опубликованного в международном издании "Дейли экспресс", которое было
оставлено кем-то из посетителей бара. Утром в пятницу на той же неделе ее
посетил мэр, когда она пила кофе в "Голубой ночи". Дону Пако было по меньшей
мере семьдесят, и он носил очки в толстой черной пластмассовой оправе, в
которую были вставлены такие сильные линзы, каких она еще никогда не видела.
Он попросил ее пройтись с ним к террасе бара для местных, у которого,
насколько ей было известно, не имелось названия. В нем и мебели-то никакой
не было. Он представлял собой большое пустое помещение, отделанное
изразцами, единственным украшением которого служила реклама многочисленных
сортов мороженого, никогда здесь не продававшихся.
Сью и дон Пако устроились под большим фиговым деревом на выцветших
оранжевых пластиковых стульях, расставленных вокруг шаткого карточного
столика, обитого зеленым сукном. Местный парень, заведовавший баром, принес
им кофе и огромную порцию бренди в круглом фужере для мэра. Сью вспомнила
Лоуренса, как-то заметившего, что при таких ценах на выпивку трудно
позволить себе оставаться трезвым. Правда, казалось, испанцы никогда не
напиваются, по крайней мере, они никогда не дрались, не блевали, не
скандалили и не хвастались, как это делали англичане по субботам в Болтоне и
каждый вечер на побережье.