"Сайге. Горная хижина " - читать интересную книгу автора

Краткие заголовки часто писались по-китайски, но японская проза явно
побеждает. В цикле стихов об аде проза великолепна, по стилю она напоминает
хэйанские романы.
При помощи заголовков стихотворения группируются в циклы: "Десять
зимних песен", "Пятнадцать песен о цветущих вишнях". Сообщаются подробности
о том, когда и по какому поводу сложено стихотворение. Или просто помечено
-- "Без заглавия".
Сайге вводит в свои стихи слова из обиходной речи. И здесь он тоже по
новаторски смел и свободен. Общепринятый поэтический словарь для него
слишком узок и ортодоксален. Начиная с "Кокинсю", поэзия танка замкнута в
кругу хэйанских аристократов и густо пропитана столичным бытом. Сайге снова
выводит ее на простор страны. Он обновляет все: темы, словарь, материал.
Дорога его лежит в стороне от современной ему поэзии, но именно на эту
дорогу выйдут лучшие поэты последующих поколений.
Сайге умел сложное сводить к простому, но простота его поэзии
обманчива. В каждом стихотворении, таком, казалось бы, понятном, скрыта своя
тонкость, которая откроется лишь внимательному взгляду.
В стихах у Сайге мало традиционных украшений: они ему просто не нужны.
Постоянные эпитеты, бытующие еще со времен "Манъесю", попадаются редко. Лишь
иногда Сайге прибегает к популярной в средневековой поэзии игре слов,
используя омонимы в разных значениях так, чтобы у стихотворения образовалось
как бы двойное дно.
В его время был популярен прием "хонкадори". В танка вплетались строки
из знаменитейших стихотворений. Это не было плагиатом; искушенный читатель
сразу узнавал заимствование. Не было это и "скрытой цитатой", старый образ
осмыслялся по-новому. Чаще всего постоянные метафоры и "кочующие строки"
появлялись в начале танка, как своего рода зачин. Сайге не часто пользуется
таким трамплином, ему нужно все небольшое пространство танка, чтобы сказать
о своем и по-своему.
Сайге больше поэт, чем монах, но все же он поэт-монах. Он глубже других
поэтов передал буддийские идеи: скорбь о том, что быстротечное бытие есть
страдание, и надежду на конечное освобождение. Буддисты верили в
перевоплощение (трансмиграцию) души. Надо, чтобы затухли все человеческие
страсти, все желания, все привязанности, чтобы порвать связь с земным
бытием. Иначе душа, пройдя сквозь горнило чистилища, опять вернется на землю
для новых воплощений и не достигнет нирваны. Лишь в нирване она сольется с
высшим духовным началом и "колесо бытия" остановится для нее навсегда. В
буре времен мысль о вечности становилась опорой.
Но мог ли поэт не любить красоту мира? Мог ли не скорбеть о бедствиях
родины? Мог ли не заплакать, внезапно узнав в монахине покинутую жену?
Любовь к природе и к людям накрепко привязывала к "колесу бытия".
Земные чувства победить не удавалось и в тайниках души не хотелось победить.
Сайге избрал своим уделом одиночество, но поэт никогда не одинок, даже
когда он говорит сам с собою. Поэзия требовала общения хотя бы с ближайшими
друзьями. А если друзей поблизости нет, он беседует с птицами или ветром.
Эти противоречия неразрешимы, но именно они-то и создают богатство и
многогранность духовного мира. Танка Сайге гармонически связывают между
собой контрастные темы.
У Сайге слово "сердце" выступает в трех разных значениях. Это
неразумное человеческое сердце, не послушное никакому буддийскому закону. И