"Игорь Сахновский. Человек, который знал все" - читать интересную книгу автора

За год, прожитый без Ирины, в квартире ничего не изменилось, не считая
того, что в ней появились две-три тропы, которыми, собственно, и
ограничивались внутриквартирные маршруты Безукладникова. Тропинки шли от
стола к потертому дивану, от дивана в прихожую, с короткими ответвлениями в
сторону кухни и ванной. Участки на обочинах постепенно превращались в
нежилой, то есть практически необитаемый пейзаж.
Не то чтобы Александр Платонович был таким уж грязнулей - у него даже
случались приступы борьбы за чистоту, но избыток запыленности на нехоженых
квадратных метрах все же имел место, врать не будем. А иначе - как бы
однажды, вернувшись домой, он заметил следы чужих ног на полу возле
шифоньера, к которому вовсе не подходил? Это случится довольно скоро, но уже
в следующей жизни.
Свою одежду он предпочитал развешивать на стульях. Сегодня, например,
вывесил стираные джинсы и бежевый джемпер, сравнительно новый, - поверх
черного заношенного, в котором было бы неприлично завтра ехать к Нахимову.
Одежда со спинки стула свисала погибельно и безвольно, как шкура убитого
животного.
Иные мелочи этого непритязательного быта уже потеряли всякую надежду
обратить на себя внимание. Литровая банка с недопитым квасом второй месяц
кисла на кухонном подоконнике. Рядом пылились остатки забытого лекарства от
еще февральского гриппа. Впрочем, название медикамента - "интерферон
человеческий", машинально читаемое жильцом по утрам и вечерам, как-то
непостижимо обнадеживало.
Дома он ходил в чем попало: в синих обвислых трико, дряхлой Ирининой
кофте, а то и голый, как в этом душном августе. Он настолько свыкся со своим
диковатым одиночеством, так нечасто оглядывал себя со стороны, что едва не
предстал в одних носках перед соседкой Луизой, забежавшей в половине
одиннадцатого за щепоткой соды. Спохватился, когда уже приоткрыл дверь, но
вовремя сдернул с вешалки плащ и потом суетливо перебирал банки на кухне с
лицемерными возгласами: "Куда ж я ее задевал-то!..", якобы всей душой
погрязший в домашнем хозяйстве. "А! Вот она!.." "Спасибо, Александр
Платоныч, но это крахмал". Яркоглазая Луиза пахла фруктовым шампунем и
свежей выпечкой. Закрыв за ней дверь, он сбросил плащ, под которым успел
вспотеть, и полез в ванну облиться. Вместо холодной воды из крана скупо
выдаивалась теплая, как бульон.
Не вытираясь, он добрел по магистральной тропе до дивана. Он не
надеялся быстро уснуть - хотя бы собрать себя из обломков. Почему-то
вертелось в голове отвратное выраженье: "небо в копеечку" (подобие базарного
ценника), заставляющее вообразить, будто сидишь, всеми брошенный, ободранный
до крови, на дне черного колодца, такого глубокого, что небо кажется
блестящей монеткой.
"Что со мной стряслось?" - спрашивал себя Безукладников. Застенчивый
мальчик из учительской семьи, приученный всегда все делать правильно,
заподозрил вопиющую неправильность то ли в мировом устройстве, то ли в
собственной судьбе. Староватый юноша, успевший похоронить своих бедных,
замотанных родителей и уступить неизвестно кому любимую жену, до сих пор
глубоко интересовался лишь тем, что принято звать "любовью" и "смертью" (два
пустотелых сосуда, куда каждый наливает все, что заблагорассудится). Он
заглядывал в эти бездонные емкости с жаждой, которую, казалось, утолить
нельзя... Но соблазнительное, страшное, отдающее морозом по коже - теперь