"А.Н.Сахаров (редактор). Екатерина I ("Романовы" #7) " - читать интересную книгу автора

* Ревель - старинное название г. Таллинна.
** Балакирев Иван Александрович (1699-?) - происходил из старинного
дворянского рода. Был доверенным слугой Петра I и Екатерины, пострадал во
время процесса над Монсом: был бит батогами и сослан на три года в Рогервик.
После воцарения на престоле Екатерины I возвращён из ссылки, произведён в
поручики лейб-гвардии Преображенского полка и оставлен при дворе. И после
смерти Екатерины Балакирев остался при дворе приближённым человеком в два
следующих царствования, хотя и не возвышался чинами. В романе П. Н. Петрова
"Балакирев" рассказана вся история возвышения и опалы Балакирева при Петре.

С вечера той ночи, в которую мы находим здесь Балакирева, завывания
ветра в открытой трубе не давали узнику ни минуты покоя. Перекаты бешеных
звуков разгулявшейся не в шутку стихии отражались в узком каземате, по углам
особенно, с удвоенною силою.
Ваня Балакирев был крепкий человек, способный не поддаваться суеверию,
не веривший в существование нечистой силы, но и он, пробуждённый необычайной
музыкой ветра, не вдруг сообразил, в темноте, в чём дело. Пригревшись
кое-как на убогом ложе своём, Ваня не хотел вставать и не смел пошевелиться.
Пытался он заснуть опять, но не мог, как не мог же, дремля, прийти в
бодрственное состояние, стряхнув сон окончательно.
Но к чему узнику просыпаться?
Томление духа о неизвестности судьбы милых ему особ усиливалось,
усугубив боль сердечных ран, когда он представлял их горе о нём, о Ване. Как
приняли они его несчастие? Кто и чем утешит жену и бабушку? Как дойдёт или
дошла до них горькая весть о нём? И о чём ему давать весть, когда он сам
томится неизвестностью, долго ли будут его держать здесь... А дальше что?
Нерадостное раздумье всё больнее трогало узника, пока показался свет
начавшегося дня. Свет сам по себе утешение узнику. Мысли его мало-помалу,
теряя горечь, перешли в дремоту, обратившуюся в сон.
Видит он себя на улице немецкого будто города, на наши города не
похожего. Причудливые узоры сна изобразили в праздничном, ярком свете здания
не то Риги, не то Ревеля. И скорее даже Ревеля, того самого, где теперь
томится он. Здесь припомнилось молодцу, как свихнулся он, в день самый
радостный для христианина, русского православного. Видится Ване праздник
большой, тоже весной пахнет и подувает с моря свежий ветерок, поют птички, и
пеньё их трогает за сердце своим щебетаньем, весёлым, бойким, вызывающим на
радость и откровенность.
По городу разгуливают толпы разодетых горожан и горожанок. Особенно
горожанки одеты нарядно... Загляденье! Пестроты много, но каждой она к лицу.
Смотрит Ваня на проходящих горожанок, любуется миловидностью их, а они
шушукают, чего доброго, про него... Вот одна молодая, проходя, ударила его
по плечу. Остановилась и за руку взяла.
Ваня почувствовал необычайную робость и смущение; руки не отнимает и не
может двинуться с места. А горожанка не отстаёт, тормошит Ваню и вдруг
знакомым голосом Даши с нежным упрёком говорит ему: "Как же ты забыл меня до
того, что не узнаёшь?.. Словно я стала совсем чужая тебе".
Вглядывается Ваня и невольно трепещет. Это Даша, точно, и в глазах её
нежность первого времени их любви.
Всё прошлое пришло на память Вани, а он, словно от страшного сна,
отвернулся от него, впиваясь глазами в Дашу.