"А.Н.Сахаров (редактор). Екатерина I ("Романовы" #7) " - читать интересную книгу автора

делом было теперь умалить влияние Ягужинского на милостивую государыню.
Ягужинский, как он предполагал, пользуясь влиянием своим, успеет втереть в
милость Екатерины I, чего доброго, и злейшего врага её величества ещё так
недавно - Авдотью Ивановну Чернышёву, способную, тем более теперь, на всё, и
ни перед чем не пасовавшую. Авдотья Ивановна, как хорошо знал Андрей
Иванович, умела при первой лазейке, ей открытой, примазаться к кому и к чему
угодно. Нерасположение к ней, будь оно и в десять раз больше, чем апатичная
сдержанность Екатерины I, Чернышиха сумеет сгладить и заметать лисьим
хвостиком похвал, мгновенно отгадывая настроение и попадая в тон угодной
материи разговора.
Ягужинский - иное дело. Он способен был легко напиваться и в пьяном
виде наговорить кучу глупостей, открывая неудавшуюся игру, одному себе во
вред. С таким противником не задумывался сладить своими средствами Андрей
Иванович, умевший поощрять поддакиваньем выбалтыванье подноготной охмелевшим
хвастуном вроде Павла Ивановича. А против ловкости Авдотьи Ивановны всё
обращать в орудие своих планов он находил своего уменья недостаточным и
хотел заручиться помощью Балакирева, направив его на дело как следует.
Выбрал он только для внушения неподходящий момент.
Начни он немного позднее, непременно бы удалось и настраиванье и
всяческое внушение. А иначе назвать подходы Андрея Ивановича к Балакиреву
почти невозможно. Если бы без других дальновидных целей припоминал он Ивану
его роль в деле Монса и за это вероятность приближения теперь к особе
государыни, - незачем было бы ввёртывать отца и донос? Незачем было бы
открывать и участие Чернышёвой? Ясно, что Андрею Ивановичу необходимо было
вызвать в Иване недоброжелательность к Ягужинскому с союзницею. На эту тему
и последовала широковещательная речь, после выяснения гибели жены и
сумасшествия бабушки. Но когда пыл говорливости ослабел у Андрея Ивановича,
вития, не видя оживления в лице Балакирева, понял, что нужно отложить до
другого времени все эти внушения. "Гм, - невольно прошептал Ушаков, - много
калякать незачем".
- Затем, - сказал он уже громко, - теперь я должен тебя, Ваня,
самолично представить государыне, матушке нашей. Когда удосужусь, пришлю за
тобой вдругорядь и скажу тогда, как и что тебе надо будет делать.
Тут генерал снял со стены новый кафтан, водрузил на голову завитой
высокий парик, с груды бумаг достал шляпу, надел портупею, вложил шпагу в
ножны и, сказав: "Идём же!" - торопливо пошёл из дверей.
Иван Балакирев машинально двинулся за ним с крыльца, налево, вдоль
Невской набережной. Перейдя шесть домов, в самые сумерки, Балакирев и его
вожак вошли на крыльцо Зимнего дворца.
По праву повествователя позволяем себе воротиться несколько назад.
Прежде чем описывать представление императрице Ивана Балакирева, расскажем о
другой аудиенции у её величества.
Хлопотун, председатель траурной комиссии генерал-фельдцейхмейстер
Брюс*, третий раз уже приходил в приёмную её величества, имея, как он
объяснял, крайнюю надобность видеть монархиню.
______________
* Брюс Яков Вилимович (1670 - 1735) - государственный деятель.
Происходил из шотландского королевского рода. Родился в России. Служил в
потешном войске Петра I. Был участником Азовских походов и одним из
организаторов артиллерийских войск во время Северной войны. С 1717 года -