"Андрей Николаевич Сахаров. Исторические портреты: 1762-1917, Екатерина II - Николай II ("Романовы" #2) " - читать интересную книгу автора

действовать по его указаниям, Екатерина отвечала: "Вашими высокими идеями
хорошо наполнять книги, действовать же по ним плохо. Составляя планы
различных преобразований, вы забываете различие наших положений. Вы
трудитесь на бумаге, которая все терпит, между тем как я, несчастная
императрица, тружусь для простых смертных, которые чрезвычайно чувствительны
и щекотливы".
Еще ранее встречи с Дидро, во время путешествия по Волге в 1767 г., она
писала Вольтеру, торопившему ее с изданием новых законов: "Подумайте только,
что эти законы должны служить и для Европы, и для Азии; какое различие
климата, жителей, привычек, понятий! Я теперь в Азии и вижу все своими
глазами. Здесь 20 различных народов, один на другого не похожих. Однако ж
необходимо сшить каждому приличное платье. Легко положить общие начала, но
частности? Ведь это целый особый мир: надобно его создать, сплотить,
охранять".
С годами Екатерина сделалась отчаянной русской патриоткой, и это также
важная черта ее мировоззрения, без учета которой невозможно понять и
правильно оценить ее деяния. Не без намека на собственную блестящую карьеру,
она писала, что Россия для иностранцев является "пробным камнем их
достоинств": "Тот, кто успевал в России, мог быть уверен в успехе во всей
Европе... Нигде, как в России, нет таких мастеров подмечать слабости,
смешные стороны или недостатки иностранца: можно быть уверенным, что ему
ничего не спустят, потому что, естественно, всякий русский в глубине души не
любит ни одного иностранца". В 1782 г. сыну и невестке, описывавшим в
письмах к матери виденные ими в Европе красоты, она замечает: "Хотя никогда
я не была в странах, которые вы посетили, однако всегда была того мнения,
что с маленьким старанием мы бы пошли наравне со многими другими". А уже в
самом конце жизни, за несколько месяцев до смерти, в частной записке Н.П.
Румянцеву Екатерина пишет: "Было время, в которое приказано было все
заимствовать у датчан, потом у голанцов, потом у шведов, потом у немцев, но
уские кафтаны таковых тел малых не были впору колосу нашему и долженствовали
исчезнуть, что и збылось".
Подчеркнутый русский патриотизм Екатерины проявлялся и в глобальных
политических вопросах, и в более мелких. Так, например, показательно, что,
учреждая в 1769 г. орден Св. Георгия, императрица сделала его именно во имя
одного из наиболее почитаемых на Руси святых. Причем все надписи на новом
ордене, которому предстояло оставаться высшей воинской наградой России
вплоть до 1917 г., были сделаны русскими, а не латинскими, как на других
орденах того времени, буквами. Позиция Екатерины имела огромное значение для
формирования русского национального самосознания, собственно понятия
русского патриотизма. Не случайно само слово "родина" с легкой руки Г.Р.
Державина впервые появляется на русском языке именно в екатерининскую эпоху.
Географические и климатические условия России таковы, полагала
Екатерина, что для этой страны годится только одна форма правления -
самодержавие. "Государь есть Самодержавный, ибо никакая другая, как только
соединенная в его особе власть, не может действовать сходно с пространством
толь великаго государства. "..." всякое другое правление не только было бы
России вредно, но и в конец разорительно". Эта мысль, высказанная ею в самом
начале царствования, в разных вариантах встречается в ее бумагах и в
последние десятилетия жизни.
Если у Екатерины и был некий политический идеал, то это, несомненно,