"Андрей Николаевич Сахаров. Исторические портреты: 1762-1917, Екатерина II - Николай II ("Романовы" #2) " - читать интересную книгу автора

для общества, и тайную, скрытую от посторонних глаз, стороны. Она
старательно заботилась о своей репутации, сперва создавая, а затем тщательно
сохраняя образ справедливой, доброй, постоянно пекущейся о благе народа
"матушке государыне", такой, какую мы находим на страницах "Капитанской
дочки" А.С. Пушкина. Когда это было нужно, она умела быть щедрой и даже
расточительной, а когда нужно - скромной и бережливой. Заметив в окно
бредущего под дождем небогатого чиновника, она посылает ему 5 тысяч рублей
на экипаж (сумма по тем временам немалая!) и знает, что слух об этом ее
поступке распространится широко и сослужит ей службу не меньшую, чем громкая
победа над грозным противником. Один из анекдотов екатерининского времени
рассказывает, что однажды зимой, стремясь избавиться от сильной головной
боли, Екатерина отправилась на прогулку. Мера оказалась действенной, но
когда на следующий день ей предложили прогулку повторить, она отказалась,
заметив, что подданные будут плохо о ней думать, увидев, что два дня подряд,
вместо того чтобы работать, она катается в санях. Скорее всего, Екатерине
просто не хотелось кататься, но опять же она понимала, что ее ответ станет
широко известен.
Взойдя на престол, она необыкновенно щедро одаривает всех участников
переворота, раздает более полумиллиона рублей и порядка 18 тысяч
крестьянских душ, а уже через год, в сентябре 1763 г., пишет И.П.Елагину:
"Иван Перфильевич, ты имеешь сказать камергером Ласунским и Рославловым, что
понеже они мне помагли взайтить на престол для поправлении непарятков в
отечестве своем, я надеюсь, что они без прискорбия примут мой ответ. А что
действительно невозможность ныне раздавать деньги, таму ты сам свидетель
очевидной". Конечно, дело не только в том, что, отвечая подобным образом на
просьбу участников переворота, императрица демонстрирует бережливость, но и
в том, что за прошедший год она уже настолько укрепилась у власти, что может
себе позволить отказать. Однако примечательна сама аргументация: Екатерина
не просто отказывает, но ссылается на патриотическую сознательность
просителей, то есть ставит их в положение, когда выразить свое недовольство
они уже не могут.
Неравнодушная к славе прижизненной, она была весьма озабочена и тем,
как будет выглядеть в глазах потомства, понимая, в частности, значение
остающихся для истории документов, по которым будут судить и о ней, и о ее
делах: "Иван Перфильевич, поправь орфография сей приложенной бумаги и
принеси обратно ко мне. Я в Архив ея пошлю... дабы видели потомки наши, с
которой стороне справедливость были - с стороны императрицы, которой речей
не уважают, да которая же снисхождении излишной ради не хочет строго
приказать, или ленным секретарям луче можно верить".
Всякий политик, и в особенности достигший вершин власти, неизбежно
окружен льстецами, и во многом от его собственного здравомыслия зависит,
насколько лесть оказывается действенной. Проницательной Екатерине несложно
было отличить движимого лишь собственной выгодой льстеца от по-настоящему
дельного человека. Да и лесть как таковая, преувеличенно подобострастное
поведение царедворцев, особенно поначалу, были противны ее натуре. "Когда я
вхожу в комнату, - с грустью пишет она одному из своих иностранных
адресатов, - можно подумать, что я медузина голова: все столбенеют, все
принимает напыщенный вид; я часто кричу, как орел, против этого обычая, но
криками не остановишь их, и чем более я сержусь, тем менее они непринужденны
со мною, так что приходится прибегать к другим средствам". Со временем