"Андрей Николаевич Сахаров. Исторические портреты: 1613-1762, Михаил Федорович - Петр III ("Романовы" #1) " - читать интересную книгу автора

прочих думных людей. Всем людям московским вольно ехать в зарубежные
христианские (не в "басурманские", "поганские"!) страны, очевидно для
обучения и торговли. Возвратить русских пленников из Польши.
Правительственные должности польским и литовским панам не занимать; давать
им деньги и земли в поместья и вотчины. Подати собирать "по старине", новые
вводить только с согласия думных людей. Объявить вольную торговлю между
обеими странами. Крестьянские переходы от одного владельца к другому
запретить. Холопам вольности не давать, пусть служат господам по-прежнему.
Пункт о казаках (донских, терских, волжских, яицких) король обсудит в
будущем: будут ли они, казаки, "надобны" или нет?
Обращает на себя внимание то, что русские послы имеют дело с королем
Сигизмундом. Более того, они обещали повиноваться ему до прибытия королевича
Владислава, приглашенного на русский престол; о дополнительных статьях к
договору будут иметь суждение опять же с королем, когда, "даст Бог, его
королевская милость будет под Москвою и на Москве". Послы дали присягу
Сигизмунду:
- Пока Бог даст нам государя Владислава на Московское государство, буду
служить и прямить и добра хотеть его государеву отцу, нынешнему наияснейшему
королю польскому и великому князю литовскому Жигимонту Ивановичу.
Король и его вельможи, несомненно, были довольны таким блестящим
успехом в переговорах с тушинскими послами, Филаретом в том числе. Хотя
замыслы Сигизмунда, как говорится, шиты белыми нитками: прикрываясь именем
сына, овладеть православной Россией, присоединить ее к католической Польше.
Король тянул время, уклонялся от окончательных переговоров; даже не
прислал ни одной грамоты Филарету и другим послам. Тех оскорбило такое
пренебрежительное к ним отношение.
Между тем дела у поляков-интервентов под Москвой (Сигизмунд к ней не
шел, оставался под Смоленском) складывались неважно. Филарет, находившидйся
в Иосифо-Волоколамском монастыре, смог перебраться в Москву.
В столице народ и патриарх Гермоген уже не хотели признавать Владислава
русским царем. Но подходило польское войско гетмана Жолкевского. Многие
бояре, страшась самозванца с его казаками, среди которых было немало русских
простолюдинов, стояли за Владислава:
- Лучше служить королевичу, чем быть побитым от своих холопей и в
вечной работе у них мучиться.
Гермоген же призывал избрать православного русского царя:
_ Помните, православные христиане, что Карл в великом Риме сделал!
Народ снова заколебался в той тяжелой обстановке. По словам
современника, "все люди посмеялись, заткнули уши чувственные и разумные и
разошлись".
Филарет прозрел, понял замыслы польского правителя.
- Не прельщайтесь, - говорил он москвичам с Лобного места на московской
Красной площади. - Мне самому подлинно известно королевское злое умышленье
над Московским государством: хочет он им с сыном завладеть и нашу истинную
христианскую веру разорить, а свою латинскую утвердить.
Но и его голос не был услышан. Двадцать четвертого июля Жолкевский
подошел к Москве, поставил войско на Хорошевских лугах. С другой стороны
городу угрожал "тушинский царик". Московское правительство из
"седмочисленных бояр", среди которых был и младший брат Филарета Иван
Никитич, не контролировало ситуацию в стране, авторитета не имело. Оно