"Юрий Львович Сагалович. 59 лет жизни в подарок от войны " - читать интересную книгу автора

"Воздух!" Обычно по такой команде следует прятаться в какое-нибудь
укрытие. Но таковых здесь нет. Только девственно чистое, белое, снежное
поле, сверкающее солнце на совершенно безоблачном небе. Низко летящие
самолеты опять устраивают свою "карусель", т.е. один за другим "отваливают"
от своего строя, поливают пулеметным огнем и высыпают на нас, как горох из
мешка, нет, не бомбы, а гранаты. Сотнями! Они разрываются массой громовой
дроби. Щелканье осколков то по щиту, то по коробу пулемета, который рядом со
мной. Крики, стоны. "Ма-а-ма!" Близкий разрыв... Глазом влево - убитый.
Вправо - убитый. Ну, сейчас... Только бы вжаться в снег. Все летит на тебя.
Полная беззащитность. Как бы пригодились те загородки в Суходоле, сложенные
из известняка!
Ни чувства, ни мысли описать невозможно. И не только потому, что "мысль
изреченная есть ложь". Мыслей нет, сплошная мешанина. Запах пороха и крови.
Животный страх неминуемой смерти, от которой нет спасения. Сколько смертей
было рядом со мной и слева, и справа, и в этот раз, и раньше, и потом! Любой
оставшийся в живых по гроб в долгу у тех, кто погиб рядом с ним, хотя каждый
понимает, что виновен во всем только случай. Но ведь ясно, что если не
попало в меня, то попало в другого, и наоборот, в меня не попало именно
потому, что попало в другого. Как связать одно с другим? Молился кто-нибудь,
чтобы не попало ни в кого? В таком-то аду! Немыслимо! А так, если и молился,
то только за себя, а значит, волей-неволей, против другого.
Пожалуй, ближе всего у Твардовского:

Я знаю, никакой моей вины,
В том, что другие не пришли с войны.
В том, что они
- Кто старше, кто моложе -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, -
Речь не о том,
Но все же, все же, все же...

Да я-то, рядовой, кого мог сберечь?.. Случай ли не случай, а погиб он,
а не ты. Живи и радуйся, но помни...
Сейчас я представляю себе, какое бы впечатление в мирные дни произвело
на меня то заснеженное поле и то чистое небо в то солнечное утро! Восхищение
и радость! Но при сравнении, пожалуй, осталась единственная деталь, которая
была бы инвариантом в тогдашней и теперешней картине того утра - это
искрящийся снег перед тупыми носами моих подшитых валенок: я видел только
это, согнувшись под тяжестью пулемета. Иногда ухватывал горсть снега, и - в
рот.
Между прочим, описываемые события имели место на исходе пятого года
маминого восьмилетнего лагерного срока, полученного ею, как ЧСИР Не хотелось
бы приводить расшифровку, противно, но что поделаешь... ЧСИР - это член
семьи изменника родины. Так назывался ни в чем не повинный совершеннолетний
родственник, проживавший вместе с самим "изменником", который также был ни в
чем не виновен. от Особого совещания НКВД. Одно время мама работала в лагере
в сапожной мастерской. Она говорила мне через несколько лет, что в общем
числе починенной обуви подшила пятьсот пар валенок. Может быть, и мои были
из-под ее рук... А ведь, это тоже один ручеек в общем потоке "тыл - фронту".