"Михаил Садовский. Фитиль для керосинки" - читать интересную книгу автора - Вера?.. - ночи уже давно перестали быть острыми и короткими. И он сказал:
- Тогда я один. Прости. Дети не в счет. Я один... и она стала умирать. Вдруг почувствовала бессилие ходить по земле. Врачи сначала ничего не находили, а потом сказали, что это бывает редко, а потому и лечить не умеют... так, только облегчают долю... и тут он понял, что никуда не уедет и вообще не знает, чего теперь стоит день, и что он будет стоить там. - Нет! - Сказал он. - Так не бывает. Ты не умрешь. - Знаешь, о чем я думаю? - Ответила она, - Как хорошо, что я вовремя отдала тебе дедушкины дневники... теперь эта книга придет сюда... значит... - Нет, ответил он... ты только потерпи немного. Потерпи, я прошу тебя! Теперь эти конверты со страницами, вложенные в новые конверты, пошли обратно. Он достал тоненькие кнопки-иголки с разноцветными пластмас совыми головками и стал прикалывать конверты на стены, и те покрылись чешуйками, как броневыми пластинами. Этот непробиваемый панцирь нечеловеческих страданий должен был стать непреодолимой преградой для той, что должна была прийти за ней. Разноцветные головки кнопок торчали из стен в тех самых метах, где боль была непереносимой - это была карта борьбы, и каждая цветная точка-флажок вечного сражения и испытания духа. Потом конверты стали ложиться всюду в ее комнате: на тумбочку возде кровати, на комод старой работы и ценный только тем, что это ее комод, на журнальный столик и подоконник, на полку с книгами и саму кровать, в которой она проводила теперь большую часть времени... они стали принадлежностью и наполнением дня, пространства и существования. - Уезжай! Не смотри на меня, - просила она, - да еще в этой комнате. Я не хочу. Я хочу, чтобы, когда ты будешь с другой женщиной, помнил меня. Уходи. последнее желание! - Ты обманываешь меня! - Я?.. С тех пор, как ты появился, я не видела ни одного мужчины - они все потеряли пол! - Нет. Никто не видел приговора. Ты слышишь? Никто не видел. Я не верю. Часами она рассматривала эти конверты с марками и вложенные в них другие, свои привычные почтовые значки с крошечными гербами, серпами и молотами по три копейки... она научилась так отделять их от бумаги, что оставались целыми все зубчики, и тревожный и неожиданный удар штемпеля вываливал ся из разорванного кружочка... Так прошел месяц. Дети перестали с ним разговаривать, поняв, что он остается. Ее дети стали обращаться к нему с просьбами, видя бескорыстие, недоступное их пониманию... и она... однажды перед его приходом спустила ноги с кровати и по стенке потянулась в ванную - привести себя в порядок. - Не смей, не смей! - бросился он к ней с криком, - Это плохой признак! - Плохой признак? Дурачок! - Рассмеялась она. Рассмеялась! - Мне не страшен теперь никакой признак! - Ложись! - И она направилась к постели, переступая разложенные даже на полу конверты. Через два месяца самый главный профессор, подписавший приговор, признался, что это пртив всех правил, чтобы такой больной не умер! А приборы... что ж приборы, если у них не хватает чувствительности... может, болезнь и осталась, но спряталась до поры. - Нет! - сказал он. - Никуда она не спряталась. От этого спрятаться нельзя - |
|
|