"Михаил Садовский. Фитиль для керосинки" - читать интересную книгу автора

малышку...
Но она убежала ночью спасать маму... у всех, конечно, горе... но Клава еще
родить не успела... Николай... кто его знает, все может быть... ну, больше
же никого... и где их расстреляли? Если бы хоть отыскать этот ров".
Когда он почувствовал, что не хватает дыхания и ноги не дают нужного толчка,
чтобы перелететь трясину, он остановился и понял: уже вечер. Тогда он
оглянулся, и ему стало ясно, что крепко сбился с пути - надо был взять
правее, а теперь непонятно, как быть: идти вперед - не видно, куда, назад -
далеко и невозможно - нельзя возвращаться. Здесь на месте можно только
стоять и негде даже сесть - нет сухого и твердого места...
Нехорошее чувство вспыхнуло внутри и захлебнулось - это не был страх, но
инстинкт зверя, попавшего в ловушку, на мгновение возобладал над
человеческим характером. Он огляделся по сторонам, прикинул, сколько времени
еще до темноты, и стал читать стихи вслух, громко, отчетливо, как делал это
в карцере, чтобы не свихнуться и не сдаться:
Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

- И никаких гвоздей из людей делать не надо! Не надо! - заорал он.- И не
надо "Левой! Левой! Левой!" Не надо. - Дышат почва и судьба. Они дышат,
дышат Сарой и Ракелечкой и стариками... эта почва... и эта судьба... эта их
общая... почва... и полная выкладка... всерьез... "
Его мутило от голода. Голова кружилась от этого сумасшедшего слияния, от
этих шуток с подоплекой, вздыхающего человеческими голосами болота, где
дышали все ушедшие без него навеки...и близкие, и чужие... все - почва... и
судьба... в никуда... где-то...
И вдруг простая до оторопи мысль пронзила его: так просто - если нет сил
вытянуть их оттуда, - надо к ним туда! Вниз... и снова быть вместе... ему
надо, надо следом - это - мгновенье! . . и звезды будут опять стекленеть над
нами!!!
Он наклонился над черным, притягивающим блюдцем воды. Там был покой и ответы
на все вопросы. Там было прошлое, будущее, которое не состоялось и которого
он мог теперь достичь!
Нет! Нет!... Не ради этого он столько дров нарубил!
Он рывком достал портрет из - за пазухи, протер рукавом и повернул к западу,
чтобы рассмотреть при угасающем дне их лица. Вот они втроем. Он совсем
молодой, в светлой косоворотке с комсомольским значком - вдвое моложе...
они ездили вместе в облцентр и там фотографировались, и рамку там купили...
вместе!.. как ее только не разбили... за печкой стояла у стенки... вот так,
говорят, некоторых не тронули - у них кто-то сидел, и таких не тронули...
откупились вроде... и они сидели по домам... сидели... и выжили... только не
евреев - тех подряд гребли... сидели и выжили... может быть, тоже стихи
читали?.. Он потом спрашивал, как полоумный у всех, с кем возвращался
оттуда, и выходило, что все читали стихи... но они читали себе, как он в
карцере, а зачем было читать стихи на допросе? Ну, зачем? "От шуток с этой
подоплекой..." Он не мог себе простить этого...И он тогда ничего не знал о
доме. Он валил лес. Все воевали, а он валил огромные деревья... и теперь
сдаться?! Уйти в эти черные рамки!?.