"Михаил Садовский. Фитиль для керосинки" - читать интересную книгу автораЕму стало спокойно и хорошо - он был дома... но как ни рассеянно слушал он
разговоры за столом, вовремя вставил фразу, что старшина Опанасенко очень ему помог, а то попал бы он в руки Батищевой! И еще, что старшина Опнасенко про него говорил, что он замеча тельный летчик, и тут его все вокруг очень уважают. - Ты бы, дядь Сереж, взял его к себе служить - он хороший милиционер! - Хороший милиционер! - повторил дядя Сережа и рассмеялся! - Хорошо звучит! Поговорить им удалось только через день. Весь следующий, после приезда гостя, летчик пропадал на аэродроме. Вечером он пришел поздно, шумно мылся и жаловался, что попал ему такой остолоп Никонов, которому поручить ничего нельзя. Венька чувствовал покой и счастье. Радиограмму маме они отправили сразу, как только проснулся дядя Сережа - в первый день, в первый час. Отправили прямо отсюда из дома по телефону. А сегодня он целый день играл с Ленкой - она задавала такие вопросы, что Венька даже не представлял, как на них можно ответить, и восхищенно говорил тете Маше: - Она такая умная! - Очень! - соглашалась тетя Маша и каждый раз в подтверждение рассказывала какую-нибудь забавную историю. "Вот теперь и время поговорить есть. - Сказал дядя Сережа. - Не просто же посмотреть на меня ты приехал... или по Ленке соскучился? - Он усмехнулся. - Я когда постарше тебя самую малость был, знаешь в кого влюблен был? - Вопрос повис в воздухе.Венька напряженно всматривался в лицо дяди Сережи... - В твою маму! - Венька даже отшатнулся от неожиданности! - Да, да... она нас учила, а тебя еще на свете не было, и отец твой только на подступах был - думал, что убью его. А потом... знаешь, мне казалось, что я никогда никого не смогу полюбить больше... Твой отец меня спас дважды: один раз от смерти, второй - от большой глупости... считай, тоже от смерти... вот так... ну, это для зачина... а теперь ты давай... что наболело... накинь-ка мою форменку, пойдем в сенцы, я подымлю..." Здесь Веньке было проще. Дядя Сережа не смотрел на него. В полумраке светилась его папироса. Форменка уютно окутывала все тело - даже ноги ниже колен, и он начал рассказывать, сбивчиво и не стесняясь, не дожидаясь ответов на свои вопросы: зачем, почему, как, что делать... Обо всем на свете. Теперь ему просто было рассказать про Эсфирь, словно дядя Сережа заранее облегчил ему дорогу к этому своим неожиданным признанием. Он рассказал ему о Лизке, о драке в овраге, о погроме и о новой встрече с ремесленниками, о том, что все всего боятся, а евреи хотят уехать, и что все их ненавидят, о том, что он слышал по "вражескому голосу" у Шурки Соломина, и еще о том, что не с кем поговорить, и почему он сюда к нему прибежал... И еще Венька добавил, что ему тут нравится, и нельзя ли ему пожить немножко... Венька говорил долго, сбивчиво, даже рассказал про Белобородку про то, как учил его каркать со смыслом их руководитель, и про то, что их кружок закрыли... он уже не разделял главное и второстепенное. Он "вываливал все". Похоже было, что в нем не осталось больше места для нового - новых впечатлений, мыслей, решений, даже для новых желаний, и ему надо было непременно освободиться от старого груза - иначе невозможно жить. Венька не ошибся в своем выборе - дядя Сережа не перебивал, не поучал его и реагировал, как все Венькины ровесники, просто и открыто. Он слушал |
|
|