"Михаил Садовский. Фитиль для керосинки" - читать интересную книгу автора

всегда, на выходе Венька внимательно оглянулся: не военная ли это хитрость,
и не ждут ли черные где-то за кустами или поворотом улицы.
За доставленную радость мама обещала Веньке музей. Она не уточняла, какой -
само по себе это было праздником. Венька не задавал ей "Шуркин вопрос", ему
было, непонятно почему, неловко. И, несмотря на то, что мама поздравила его
и сказала, что очень понравилось, вернее всего он поверил, потому что видел,
как она вытирала слезы на спектакле.
Покатились каникулярные безалаберные дни.
ГЛАВА XI. БЕДА
Вечером Венька заметил, что мама вернулась домой пораньше и очень грустная,
даже испуганная. Он прилежно сидел за книгой. Света не было - горела
керосиновая лампа. Она сразу подкрутила кнопочку в центре висевшей у входа
тарелки, остановилась послушать, но, наверное, все провода на столбах
порванные льдом после оттепели, перепутались. Из громкоговорителя только
вырывались отдельные слова, а потом хруст, как в сухом лесу под ногами, и
ровное гудение, похожее на далеко работающий движок полевой электростанции.
Она постояла молча, не стала проверять кастрюли с обедом, оставленные
Веньке, а накинула платок и села на стул возле кровати. Так прошло несколько
минут. Фитиль закоптил стекло, лицо матери утонуло в полутени. Венька
смотрел на него, поднимая взгляд чуть выше страниц, потом смотрел на огонь
сквозь закопченное стекло, как однажды летом на солнечное затмение. Почему
он вспомнил это затмение? Какой-то похожий, необъяснимый страх внедрялся в
него скользким червяком, и если даже ухватить кончик его, чтобы задержать -
ничего не получится. То, что уже заползло внутрь, будет мучить.
"Почему же всегда так трудно живется людям, - думал Венька. Вот Майкл
Фарадей из книжки - всю жизнь мучался, боялся, преодолевал... Великий!
Открытие сделал! Мирового масштаба открытие!"
"Не высовывайся! - пришли на ум слова отца, - Надо будет - люди сами
заметят!" Венька пытался спорить: кому надо, зачем? Как узнать, когда ты
высунулся, а когда нет? - Ведь часто просто промолчать или отойти в сторону,
как учил отец, - это еще хуже "высовываться" - и люди заметят сразу. Но
доводы отца были куда убедительнее Венькиных провокационных вопросов. "Вот
в окопах под Вязьмой ты бы не спрашивал! - Начинал закипать отец. - Когда
винтовок не хватает, патронов нет, а он прет на танках и мотоциклетках с
пулеметами. Тогда бы ты знал, что макушку высовывать нельзя!" Венька,
чувствуя грозовую атмосферу, робко пытался возразить, что там, мол,
действительно - все ясно, а вот если, например, точно известно, что один
ябедничает - точно известно, проверено - втроем договаривались, а потом их
двоих с Колькой наказали, а того нет. Как быть?
Отец пытался свернуть, что опять пошли кольки, васьки, шурки - а это люди, а
не собаки, и если уж на то пошло - так откровенно - во-первых, не болтать ни
о чем, ни с кем - это главное, а во-вторых, не иметь дела больше с таким
типом. Тут Венька терял чутье и вместо того, чтобы остановиться и
промолчать, бурчал под нос, что кто ж его знал и уж совсем по глупости, что
"если враг не сдается - его уничтожают".
В это время единственным спасением от крупного скандала было вмешательство
мамы. Они с отцом начинали спорить о воспитании, становилось ясно, что мама
не согласна... Дело кончалось криком, но совсем не надолго. А в результате
Веньке доставалось еще и от матери за то, что раздражает отца, что у него
"нервы ни к черту после фронта и госпиталей, а ему бы слушать и уступить, а