"Екатерина Садур. Дети лета тише воды и ниже травы " - читать интересную книгу автора

Однажды она не выдержала.
- Ты дрянь! - крикнула она в его вялое лицо. - Ты понял? Ты так и
будешь молчать?
- Может быть, ты меня стукнешь? - медленно спросил Копейка, наклонясь,
чтоб достала.
- Может быть!
И она звонко шлепнула его по вялой щеке.
- Ударила? - удивился Копейка.
- Убила комара, - заплакала девушка.

Яблоня в саду у матери осыгпалась, и свежие еще лепестки неясно белели
в траве.
Юность проходила мгновенно. Рассеивалась, как смутное облако на жаре.
- Деревенские девушки слишком простые, - говорил матери окрепший
Копейка. - В них нет культуры!
И вот уже несколько недель, как слабый румянец сошел с его лица.
- Не пробуй с городскими, сынок, - уговаривала его мать. - Сиди дома!
- Нет, - упирался Копейка, вспоминая про азиатов. - В Москву поеду, к
культуре!

Летом Просто Бабка рано будила свою Светочку. Обе шли на кухню и трудно
разговаривали между собой. Они любили завтрак. Сидели в утренних сумерках. В
открытое окно, на улицу, убывала ночь. Просто Бабка разливала чай, ставила
подсохшие сушки в стеклянной вазочке и каждый раз неизменно спрашивала:
- С молоком?
- С молоком, - отвечала Светочка, сонно жужжа.
По примеру бабки разламывала сушки в кулаке и вспоминала, как вечером
они с Шерстяной Ногой смотрелись с зеркало в коридоре. У Сони было плавное
личико в капризных кудряшках, но Зеленая Муха была красивее. Соня переживала
и включала свет над зеркалом, чтобы лучше разглядеть.
- Между прочим, - ревниво говорила Шерстяна Нога, - у тебя в жизни
совсем другое лицо.
- Какое? - жужжала Светочка.
- Не такое, как в зеркале.
И тут, как тихий шепоток, подкрадывался сон, бормотал на ухо.
Заслушавшись, Светочка проливала чай. Первые мгновения Просто Бабка спокойно
смотрела, как чай растекается по скатерти, а потом, стряхнув оцепенение
утра, кричала:
- Кто будет вытирать? - и убирала вазочки с вареньем. - Кто выстирает
скатерть? - безнадежно спрашивала, стягивая скатерть со стола.
А потом вдруг замолкала, вспоминая смутное утро за три месяца до войны,
как два ее молодых дядьки в ватниках поверх тонких рубах вышли на осевший
снег посмотреть, как во всю прыть бежит жеребенок Пожар. Свистели голенастой
племяннице. А по обеим сторонам дороги тянулись черные непроснувшиеся
деревья.
Света выходила на балкон заглянуть в окно напротив, с короткой, до
подоконника, занавеской. Занавеска вылетала из окна, открывая комнату:
кровать за ширмой и пепельницу между рамами. Иногда показывался хозяин, лет
двадцати, освобожденный от армии. Он боялся войны, а казаться сумасшедшим
ему даже было приятно. Целыми днями он валялся в продавленной койке или