"Екатерина Садур. Дети лета тише воды и ниже травы " - читать интересную книгу автора

перебирая ногами, а у него каждый шаг был как звонкий шлепок. Он, наверное,
мог бы вообще не касаться земли, просто знал, что так надо, и поэтому каждый
раз проскальзывал сглаженными подошвами.
Вот он бежит. Шея порозовела от холода. И Соня тогда в самое его лицо
раскрыла створку гаража, где было нарисовано, какой он уродец. Он замер, как
перед зеркалом, и его безобразный рот задрожал. А Соня прицелилась ему в
лицо острым обледенелым снежком. Она метила в челюсть, как будто бы если
попадет, то рот его станет ровным, как у других мальчиков. Он даже не стал
прикрываться руками, сам подставил лицо под ее тяжелый снежок, и когда кровь
потекла по подбородку, Соня звонко засмеялась и побежала по льду,
придерживая портфель...
Солнце все без остатка вылилось на твердый пол балкончика, и Соня упала
в обморок.
- Это еще что? - кричали аксакалы из прохладной читальни.
- Ребенку плохо! - объясняла Софья Марковна. - Солнечный удар, потому
что она ушла без моей шляпы!
А ей сквозь горячий воздух звенели их слова и подплывали к самым глазам
темно-красными шарами.
- Это такой возраст, - терпеливо объясняли врачи, - когда тело и ум
развиваются отдельно друг от друга, и часто тело не поспевает за эмоциями.
Она у вас такая высокая, что у нее, наверное, кружится голова!
Их было двое - женщина и медбрат.
- Сейчас сделаем укол, - и женщина взяла шприц у
медбрата. -Переворачивайся на живот! - и подняла ей халатик.
Соня проскользнула взглядом по прохладному лицу молодого медбрата.
Оробела. Но женщина перехватила взгляд.
- Иди. Принеси из машины...
И он послушно отступил.

В порту Софья и Сонечка всегда садились за один и тот же столик у самой
воды. Инвалиды просили милостыню на жаре, а потом выдыхались и засыпали.
Официанты, ясные, как будто бы совсем раннее утро и еще не припекает,
приносили кофе для бабки и сок для Сонечки, а за соседним столиком по
скатерти ходили голуби и клевали разбросанный арахис. Так хозяева в конце
праздника начинают убираться, показывая гостям, что пора уходить.
Вечером из порта уплывали корабли, а у самого берега, гулко, со сбоями,
как сердце инвалида, бился мотор на дне баржи-поводыря. Инвалиды подходили к
самой воде и, задыхаясь, кричали вслед "Прощайте!" и приветы дальним
родственникам, но музыка с теплоходов заглушала их крик, даже если они
складывали руки воронкой. Получалось, что их нет совсем и что никто никогда
не услышит их приветов, поэтому они злились до ненависти и замолкали на
полуслове. С палубы они были неразличимы, только кипела музыка и портовые
огни горели из темноты, удаляясь все дальше и дальше, словно прощаясь
навеки.
Софья Марковна рассказывала, как пассажиры ложатся спать в прохладных
каютах, и мягко плещется о борт море, мягко толкается волнами, и им еще
чуть-чуть жарко, потому что день кончился недавно, и они помнят тепло дня.
Они укрываются прохладными простынями, и простыни хрустят и покалывают
белизной.
Инвалиды, как некрасивые имена героев на борту, как маленькие