"Екатерина Садур. Дети лета тише воды и ниже травы " - читать интересную книгу автора

Так мы стояли на продувном ветру, станция продувалась насквозь, пока
Зеленая Муха звонко не просыгпала мелочь и эхо не взлетело к потолку.
- Поедем мы или нет?
На перроне у последнего вагона очень суетился один мужчина в глухом
приталенном пиджаке. Электричка стояла час и даже двери не закрывала: может,
войдет кто?
Мужик на перроне молча пытался втиснуться в вагон, но его каждый раз с
силой выталкивали.
- Куда лезешь, мужик? - наконец спросила электричка.
- Да, мужчина, куда вы прете? - поддержал голос из глубины.
- А что, мне здесь оставаться? - рыдая, спрашивал.
- Еще придет поезд. Через пять минут.
- А если не придет? - голосил, протискиваясь. - Если этот -последний, а
я все жду на станции, а поезда нет и не будет? И я один на перроне стою час,
другой, уже на улице стемнело, а я все стою один, и не с кем словом
перемолвиться, потому что милиция давно всех вывела. И ночь уже совсем
близко, на улице похолодало и люди разошлись по домам. Одни машины несутся,
лупят в глаза фарами, и только я стою на ветру, и поезда больше не будет!
Тогда как?
- Входи, - мрачно раздвинулись.
- Может, завтра доедет? - спросил голос из глубины.
Мы тоже захотели вбежать в просвет между людьми, но они тут же
сомкнулись, встали плечом к плечу, и мы отступили на перрон.
- За деток хочу замолвить, - заголосил мужик с сиденья. - Им ехать
нужно. Их мамка ненадолго отпустила, а теперь ждет не дождется, выбегает на
дорогу посмотреть - не едут ли милые...
Тогда электричка вздохнула, ужалась в последний раз, и мы вошли.

Мы искали безногого в переходе. Боялись, как бы он не потерялся среди
других калек и продавцов тюльпанов.
У телефонных будок бегали цыганята. Ноги у них были чумазые до колен, в
глубоких ранках. Они специально их расковыривали, не давали зажить, чтобы
больше подавали. Острые глазки блестели со дна лица. Они вертко залезали в
карманы к прохожим и вытягивали носовые платки с широкими полосками у края,
записные книжки, реже - бумажник. Но если вдруг кто-нибудь из прохожих ловил
их за руку, они, плача, вырывались и клочьями рвали на себе волосы. Мы часто
видели их в вагонах метро. Они непонятно говорили между собой, потом
вставали в проходах на колени, на темно-красные колготки. Темные, потому что
их давно не стирали. А позади женщина с темным лицом неправильно крестилась
и уверяла, что родила их всех на вокзале. Но вдруг все вздрагивали и
беспрекословно протягивали ей деньги, потому что в конце ясным стеклянным
голосом она добавляла: "Не отступитесь от меня! Не отвратите лица своего!",
как будто бы в жару окатывала ледяной водой, от которой сводит зубы.
Но чаще всего мы встречали девочку по прозвищу Липучка. Липучке было
восемь лет. У нее были длинные масленые волосы, пыльные колготки с темными
складками на коленях и тяжелый рот с отвислой нижней губой. Липучка
переходила из вагона в вагон, придерживала рукой нижнюю губу и, покачиваясь
в такт поезду, просила нараспев: "Лю-ди добрые! Мы бедные беженцы, наша мать
умерла! Осталось шестеро детей с бабушкой! Помогите, кто сколько может!"
Когда кто-нибудь в вагоне протягивал ей деньги, Липучка останавливалась и