"Герман Садулаев. Partyzanы & Полицаи" - читать интересную книгу автора

приобретение оного капитала в личную собственность.
В распоряжении Федьки уже находилась значительная сумма присвоенных им
под шумок войны артельных денег. И Федька решил умножить капитал путем игры
на курсах валюты. Для осуществления своей затеи Овинов прибег к
финансированию торговых операций с захватчиками. Для чего ему пригодились
бывшие кулацкие подпевалы, после революции итальянца оставшиеся ни с чем.
Федька ссужал торговцев рублями из ворованной кассы. Те закупали у
споровских добытчиков рыбу, птицу, прочий продукт - за обычную
кооперативно-заготовительную цену, к которой охотники и рыболовы привыкли за
годы советской власти. Надо понимать, что цена эта, установленная советским
государством, была заниженной. Далее торговцы сдавали товар интендантам
немецких войск и получали оплату оккупационными марками. Цена в марках,
установленная немцами, была также ниже рыночной. Но, обменяв в тот же день в
имперской кредитной кассе вырученные RKKS обратно на рубли по курсу 1 к 10,
коммерсанты получали огромный барыш! Значительную часть прибыли забирал себе
Овинов в виде процентов за пользование кредитом, причем по его требованию
половину выручки торговцы должны были сдавать обратно свободно
конвертируемой валютой - RKKS.
Валютный резерв очень пригодился финансовому предприятию вороватого
бухгалтера, когда немецкие кредитные кассы перестали осуществлять обратный
обмен RKKS на советские рубли. Тогда Федька смог наконец осуществить свою
мечту и приступил к чистому, прямому, бестоварному извлечению дохода из
денег. Его операции стали строиться не по классической формуле
"Деньги-Товар-Деньги", а по совершенно постиндустриальной и
постмодернистской схеме: "Деньги-Деньги-Деньги".
Через березовского кума Овинов менял в немецкой кассе рубли на марки по
официальному курсу 10 рублей за 1 марку. А желающим совершить обратный обмен
на рубли отдавал 1 оккупационную марку за 20 советских рублей. И снова
отправлял рубли для обмена на марки, каждый раз удваивая свой капитал, за
вычетом только разумных комиссионных кума.
Овинов отошел от финансирования торговли, но споровские
купцы-компрадоры успели подняться на своей доле прибыли, а также скрысив
часть выручки положенной к сдаче скрысившему артельную кассу бухгалтеру. И
занялись внешнеэкономической деятельностью. Они скупали у деревенских
мужиков дары озера и леса и везли на продажу в оккупированные города
Беларуси и даже в Польшу. А там покупали в торговых фирмах поляков и немцев
европейский товар: папиросы, шоколад, галеты, одежду, обувь, граммофоны и
прочее, импортировали эти предметы роскоши в Спорово и продавали втридорога
споровским аборигенам.
Вместе с товаром проникали в Спорово и чуждые веяния. Вот уже и ходят
мужики в австрийских ботинках, вместо исконных лаптей. Читают оккупационные
газеты и рекламные материалы, о том, как хорошо ост-арбайтерам на работах в
Германии, как чисто, тепло и уютно в трудовых лагерях. А из церкви-клуба
граммофон орет немецкие походные марши.
Сами немцы в Спорово еще зайти не могли. Но, подчинив республику
финансово и экономически, установили в ней свой марионеточный режим. Через
посредство того же кума из Березова, который был женат на свояченице
Березовского волостного старшины, бургомистра, оккупационные власти передали
своим пособникам ярлык на княжение в Спорове. А те избрали старостой Павлика
Утина, который был Овинову помощник и товарищ еще Чубатову в его кулацких