"Николай Федорович Садкович, Евгений Львович Львов. Георгий Скорина (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

старших писал, нам то известно, стало-ть, грех не велик. Да тайна,
тайна грех умножает! Вот то и мучает. Так, что ли, панич?
Георгий все еще не мог понять, чего хочет от него этот человек,
но разговор казался ему оскорбительным. С трудом удержал он желание
ударить безбрового. Он мог бы легко поднять на воздух этого
плюгавенького человека и швырнуть его вниз, в крепостной ров.
Безбровый, вероятно, почувствовал это и попятился, не отрывая
пристального взгляда от смуглого лица широкоплечего, рослого хлопца.
Но Георгий сдержал себя.
- Не пойму, к чему речь клонишь. Никаких челобитных мной не
писано...
- А на валу для чего стоял? - в упор спросил безбровый, снова
осмелев. - Кого высматривал? Можешь ответить?..
- Нет, - машинально ответил Георгий. - Этого сказать не могу...
- Не можешь! - обрадовался безбровый. - Сказано - связано. Нам
известно, какого человека высматривал, какие бумаги писал...
Георгий вдруг понял, что перед ним был один из воеводских
соглядатаев. Лукавая мысль мелькнула у юноши. Наклонившись к
безбровому и взяв его за плечо, он сказал таинственным шепотом:
- Сказано - связано, да язык у тебя без костей. Челобитную ту,
поди, уже сам пан воевода читает, а мне повелел на валу стоять да счет
вести...
- Какой счет?.. - растерянно спросил безбровый.
- Таких, как ты, дурней считать, что челобитную не могут найти. -
И, засмеявшись, Георгий круто повернулся на каблуках, быстро зашагал
прочь и скоро смешался с ярмарочной толпой.
Безбровый с досадой плюнул ему вслед.
Проходя мимо торговых рядов, Георгий заметил, что торговля шла не
так, как обычно. Не было слышно веселых прибауток и азартного спора
между продавцами и покупателями. Купцы не зазывали друг друга в гости,
а торопливо старались сбыть товар и запастись необходимым.
Сокращенная волей наместника, ярмарка лишилась праздничной
торжественности и степенности. Сборщики податей шныряли меж возов и
прилавков. Без счета и меры отнимали они воеводскую долю, особенно
свирепствуя возле мелких купцов и крестьян. Иногда это походило на
грабеж. То там, то здесь слышны были жалобные голоса:
- Подивитесь же, люди добрые! Я со всего товару того не выручу,
что с меня спрашивают.
- Еще и брешет, лайдак поганый!
Грубая ругань воеводских людей слышна была в разных местах
ярмарочной площади. И только возле гостиного двора, в рядах
иностранных купцов, по-прежнему кричали толмачи-зазывалы, приглашая
полочан полюбоваться на невиданные заморские товары.
Штабели разноцветных сукон и цветистые поляны ковров сменялись
галереей плетеных коробов и открытых мешков, наполненных ослепительно
белой солью. Горела на солнце медь, сверкали цинк, олово; звенели
пилы, топоры, гремело железо. Порой этот участок ярмарки напоминал
огромную и веселую кузницу. Из шатров и полотняных палаток струились
острые запахи миндаля, терпких вин, мускуса.
На чистых, украшенных цветами и ветвями прилавках лежали груды