"Микола (Николай Федорович) Садкович. Мадам Любовь " - читать интересную книгу автораПосталы. Это был важный стратегический пункт на пересечении дорог. Оккупанты
укрепились в нем, держа в Посталах, совхозе "Сосны" и соседних деревнях крупные гарнизоны. Мороз и вьюга загнали немецкие дозоры в хаты. На рассвете партизаны бесшумно окружили Посталы, подавили пулеметные гнезда и захватили казармы с неуспевшими проснуться солдатами. Только на железнодорожной станции охранная рота открыла пулеметный огонь, но к полудню и она умолкла. Не понеся потерь, партизаны взяли богатые трофеи. Среди них вагоны зерна, приготовленные к отправке в Германию. Зерно роздали населению, оружие, боеприпасы поделили между отрядами и, окрыленные первой крупной победой, рвались к следующим гарнизонам. Обкому-штабу приходилось сдерживать иногда слишком бурный энтузиазм партизан. Готовя санный рейд, подпольный обком расставил на его пути боевые посты, отряды, которые отвлекали силы врага и проводили разведку боем. В отряды направляли наиболее сильных, отважных командиров и опытных радистов. В одном из таких отрядов разведчиком был лесник Игнат Цыркун, брат Катерины Борисовны, оставшейся в родных местах - "по лесам ходить, за нарушителями зорко следить". Отрядом командовал преподаватель физики Михаил Васильевич Будкин. К нему-то и должна была переправить немецкую походную рацию Варвара Романовна, или, как ее теперь называли, товарищ Люба. Товарищ Люба: Достала я эту рацию... Уж не буду хвалиться, какой ценой. Не для того отряда... Тут я хлебнула страху. Хотя, в конце концов, приехала в отряд навеселе. Честное слово... Ну, просто пьяная. Никогда не забуду. И смех и грех... Меня последнее время всегда встречали в условном месте пешие или подвода. Дядя Иван за пять верст двух слов не сказал. Самосад свой курит, шапкой дым разгоняет - не дай бог, мне, некурящей, в нос попадет. Тихий такой мужичок, словно пыльным мешком пришибленный. Ну, думаю, выслали боевого товарища. Случись что - помощи не жди, еще о нем придется беспокоиться. И... как нагадала. Только к Дубкам подъезжаем, навстречу немцы. Пятеро, на самокатах по дороге вензеля вяжут. Они даже зимой на своих самокатах катались. Песни поют, один на губной гармошке играет. Вижу, пьяные. Сижу ни жива ни мертва... Остановят или проедут? В санях, в соломе, шрифт, в лукошке радио. Поверх яички, колбаса и самогон. Был бы немец или двое, наверняка бы откупились, а тут пятеро, да еще пьяные... Остановили нас. Я рта раскрыть не могу, а дядька Иван, будто его подменили. Повеселел, на дорогу соскочил. - Паночки мои дорогенькие! Мы вас чекали, трасца вам в бок, к вам поспешали... Якое веселье, коли нема того зелья! И хвать из лукошка бутылку. - Прошу, коли ласка... Головка болить, як нема чего налить! Немцы смеются, требуют: - Сначала сам хлебни, не отравлена ли? Один длинный фриц на полупольском, полурусском заговорил: |
|
|