"Микола (Николай Федорович) Садкович. Мадам Любовь " - читать интересную книгу автора

тайной и кропотливой работе притаившихся.
То, что Варвара увидела еще до того, как встретила докторшу, потрясло и
напугало ее. Минск был страшен, как страшен всякий разрушенный, занятый
врагом город.
Лишенный электрического света, в лунные ночи он вставал видением гибели
всего живого, казался остывшим памятником ушедшей на восток войны.
Таким он казался многим, но это еще не был конец.
И это хорошо знал притаившийся человек...
Опираясь на палку, волоча поврежденную ногу, он пробирался в самые
глухие дворы и закоулки, долго стоял в тени, утомленно дыша и прислушиваясь.
Затем вынимая из-за пазухи замотанный в тряпку сверток, торопливо рассовывал
небольшие листки в щели забора, в почтовые ящики и снова стоял,
прислонившись к темной стене, выжидая, пока сердце вернется к привычному
ритму.
Ночь наполнялась звуками. Гудели тяжелые машины, трещали мотоциклы,
скользя лучами фар по завешенным окнам домов, рычали собаки... Притаившийся
человек знал: гестапо отправляется на ночную охоту. Отправляется в ту часть
города, где несколько кварталов обнесено колючей проволокой, а за проволокой
тысячи обреченных ждут своей очереди.
Ничего нового, но привыкнуть к этому трудно.
Ждут своей очереди и в лагерях за Минском. В поселке Дрозды, у деревни
Малый Тростенец. Ждут, пока отделят сильных от немощных. Способных держать
лопату пошлют копать рвы, восстанавливать мосты и дороги, а до этого должен
прийти обер-доктор и произнести свое: "Годен... не годен...", и это то же,
что "жить и не жить".
Притаившийся знал, что завтра прочитает в новой "Минской газете" на
белорусском языке со старым правописанием сообщение полевого коменданта о
расстреле рабочих за саботаж и что будет искать в списках знакомые имена и
думать, кого поставить на их место.
Он много знал, этот пожилой хромой человек. Он был не одинок. Проходя
по улицам города и видя, как полицейские срывают расклеенные листовки или
соскабливают со стен надписи, он мог не спрашивать у прохожих: "Что там было
написано?"
Он знал, кто успел повторить его слова, перепечатав на машинке, а то и
просто переписав от руки поперек печатного приказа бургомистра, господина
Ивановского.
Он шел дальше, вдоль тротуара, огороженного двойным рядом проволоки, за
которой стояли дома, занятые офицерами генерального комиссариата и
работниками СД.
На перекрестке обходил бункер с пулеметными гнездами. Видел, что город
живет, словно в осаде, и это наполняло его гордостью. Значит, им страшно.
Они боятся таких, как он, притаившихся, незаметных людей.
Каждый раз, торжествуя свою маленькую победу, он шел к Дому
правительства, теперь занятому немецкими управлениями, где на гранитном
постаменте возвышался бронзовый памятник Ленину. Он понимал, что фашисты не
оставят памятник, разрушат монумент, и потому спешил принести ему, Ленину,
свой тайный рапорт. Он проходил по другой стороне площади, чуть повернув
голову направо, стараясь шагать как можно ровнее. В эти минуты лицо его было
строгим, даже торжественным. Чуть шевеля губами, одним дыханием он
докладывал о том, что успел сделать... Иногда это удавалось ему. А иногда