"Микола (Николай Федорович) Садкович. Мадам Любовь " - читать интересную книгу автора

Совсем как в детективном романе, однако...
Перешел границу не один Франсуа и не тайно, а торжественно. В колонне,
с плакатами, на которых по-французски, по-немецки, по-английски и по-русски
написано одно слово - мир.
В колонне шли разные люди. Шли те, кто мог совершить путешествие из
Америки в Россию на комфортабельном самолете или в каюте океанского лайнера,
и те, у кого едва ли хватило бы денег на дешевое туристское место. Кто
никогда не бывал ни в Соединенных Штатах, ни в Советской России. Теперь они
шли в колонне пешеходов... Несколько одиночек присоединились на марше,
выехав к условному месту встречи. Франсуа тоже присоединился к колонне в
пути. Для этого у него были свои причины, о которых он никому не
рассказывал.
Его попутчики знали, что пожилой веселый француз ненавидит войну.
Знали, что он прошел Дантов круг лагерей, и если веселье вдруг сменялось
грустью или даже какой-то необъяснимой тревогой, то... "это так естественно
для нашего поколения, которому память дана, как проклятие".
Полный, невысокого роста, в спортивном свитере и берете, Франсуа как
мячик перекатывался от одной группы к другой, нигде долго не задерживаясь.
То пройдет рядом с мужеподобной американкой в модной шляпке из перышек, с
невинным видом спросит, что она думает, например, о русском пейзаже. С
улыбкой выслушает твердое, сложившееся уже на первых километрах мнение
миссис и, произнеся свое: "Oh, la-la! Как интересно!", тут же отойдет
("Пардон, мадам!") к двум американцам в одинаковых вельветовых костюмах и
тяжелых бутсах. Или к отставному полковнику, седоусому англичанину в
клетчатом жилете. Пиджак и дорожный мешок покачивались за его прямой спиной.
Или к солидной супружеской паре, катящей чемодан, как тачку, на двух
колесиках, приделанных к углам. Плохо выговаривая немецкие слова, спросит:
"Почему вы не сдали чемодан в общий багаж? Может быть, в нем горячие
сосиски?" Вместе посмеется, потом сострит по адресу мечтательно-задумчивого
земляка-музыканта: тонкого и высокого, как звук правофлангового клавиша...
То умолкнет, всматриваясь в проезжего велосипедиста или стоящую у дороги
женщину.
На женщин он посматривал особенно часто и пристально. Молодой кудрявый
бельгиец посмеивался над ним.
Вот и сейчас Франсуа засмотрелся на женщину. Она сидела под старой
березой на высокой обочине и коротким кухонным ножом обрезала ножки грибов.
Женщина мельком взглянула на пешеходов, продолжая заниматься своим делом. Ни
ее возраст, ни одежда не давали повода для острого мужского слова, ни тем
более легкомысленного присвиста бельгийца. Франсуа нахмурился. Бельгиец
умолк, потом с невинным видом предложил: "Давайте споем их песню. "Катюшу"
или "Подмосковные вечера"?!"
Уместно ли вообще сейчас петь, об этом следовало спросить вожака -
каноника.
Каноник шел впереди, держась центра дороги, не меняя ритма шага. Лицо
его, потемнев от солнца и ветра (загар подчеркивал белый кружок воротника),
отражало скрытую печаль человека, ступившего на землю, покинутую богом. Губы
беззвучно шептали молитву.
Когда бельгиец, ускорив шаг, обратился к канонику, тот застенчиво
улыбнулся ему и продолжал шептать латинские слова.
Каноник молился. Стало тихо. Над колонной повисло раздумье. Слышно было