"Ирина Сабурова. О нас" - читать интересную книгу автора

которой конечно может и должен быть выход...

* * *

... - Садитесь, господин майор - шепчет серый беспогонный солдат
пожилому человеку в несуразном штатском костюме - и майор Власовской армии,
испуганно вздрогнув сперва, всматривается в усталое лицо солдата,
изборожденное струйками пота. Откуда он его знает? А вдруг - выдаст?
Советская зона кончилась уже, или? На третий день пути он рискнул сесть в
какой то случайный автобус до следующей деревушки. Он благодарно не садится,
а падает на кусочек деревянной скамейки и тихо, стараясь скрыть акцент,
выдавливает: "данке" ...

* * *

... - И в каждом городе, местечке, деревушке - где бы я ни проходил,
когда удирал от красных - на самой центральной площади я всегда писал мелом
или углем на стене: "Манюрочка, иду в Баварию". Только эти слова, чтобы не
заметили большой надписи, не стерли. И что же вы думаете? Жена, когда бежала
потом из Праги с дочкой, не знаю, где уж - подняла глаза от мостовой - и
увидела надпись. Пошла за мной, и вот, теперь мы опять вместе... невероятно,
но факт. Хотите верьте, хотите - нет, или чудом называйте - но так и было.
Было!

--------
2

Так и было. Множество чудес и смертей, падений и взлетов человеческих,
бесчисленных мельчайших песчинок на искалеченных путях, на оборванных
мостах, среди рухнувших стен. И имя им - легион, и всех их разносит ветер,
и каждого жаль до слез, только слез больше нет - высохли на ветру.
Это замечательный сумасшедший дом на Омштрассе - улице большого
немецкого города, названной в честь известного ученого. Улица осталась, но в
честь дома обитатели переименовали ее, и дом назывался: Номер Первый,
Хамштрассе. Стоял он в сущности, вторым, потому что начала не было: угловой,
на аллейной улице в высоких свечах тополей, рухнул. Остались маленькие кучки
щебня, куски стен, разломанные кирпичи. Раньше это был громадный дом,
закрывавший его; теперь перед Номером Первым лежала пустота, громоздился
мусор, и от этого его передняя стена совершенно обнажилась: голая, без окон
и дверей, неловко старалась прикрыться чем нибудь - пустая, беззащитная без
рухнувшего соседа. Но прикрыться было нечем. Номер Первый стоял в глубине
дворика, выложенного крупными серыми плитами. Теперь они потрескались, одна
вздыбилась, на низенькую стену ворот легли какие то железные коряги из
бывшего соседа. Остальные три стены были просто мерзко серыми, и хоть в
лохмотьях штукатурки. Давно немытые окна смотрели подслеповато и слезились
от тонкого дыма из неожиданно высовывавшихся печных труб в кое как
вставленных форточках или просто кусках жести. Надо же как нибудь топить,
если отопление давно не действует. Все таки порядочные, привычные стены, не
то что эта голая, которой никто никогда не видел раньше, и кажется, что за
ней - пустота, через которую видно все.