"Магда Сабо. Бал-маскарад" - читать интересную книгу автора

колба разлетелась над огнем и она думала, что учитель Бюргер ранен): по
желтоватому, сухонькому лицу бабушки катились слезы.
Бабушка никогда не плакала.
Ни в беде, ни в горе, ни в минуты волнения - разве что на могиле Жужи.
Она была не такая, как директриса, которая, расчувствовавшись, всякий раз
пускала слезу, - той, например, достаточно было увидеть процессию
восьмиклассников или услышать, как хор поет что-нибудь очень уж красивое.
Бабушка никогда не плакала. Она говорила, что все слезы выплакала еще в
сорок пятом...
И Кристи стояла и смотрела. Слезы и бисеринки поблескивали одинаково.
Бабушка вытащила платок, коробочка покачнулась у нее на коленях,
перевернулась, и бисер раскатился по ковру.
Хорошо, что сейчас можно опуститься на пол и искать бисер под пианино,
под горкой - везде. За это время она придумает, что делать, когда бабушка
плачет. Но когда все было собрано, бабушка уже зацепляла кончик снизки; слез
не было и в помине, лицо казалось спокойным, как всегда, и даже веселым,
таким же, как прямой взгляд ее карих глаз. Если бы не скомканный носовой
платок, Кристи могла бы подумать, что все это привиделось ей во сне.
Возле кресла стояла скамеечка, маленькая скамеечка орехового дерева с
гобеленовой картинкой, которую Жужа вышила еще в детстве. Когда Жужа ходила
в школу, на уроках рукоделия учили вязать и вышивать. А они на практических
занятиях в мастерских проводят электричество да ремонтируют водопроводные
краны - это все-таки гораздо интереснее, чем вышивать гобеленовые картинки.
И все-таки Кристи любила эту скамеечку не из-за картинки, а из-за Жужи; она
села на вышивку, которая изображала белую кошку, игравшую с двумя мотками
ниток, и положила голову бабушке на колени.
Жаль, что бабушка у нее тоже неразговорчивая. Теперь надо выжидать,
пока она сама расскажет, что случилось, или оставить все как есть, не
допытываться. Если у человека столько секретов, пока он еще ребенок, так
сколько же их должно быть у взрослого! Иногда и бабушка становится немой.
"Беседовать с немым бессмысленно", - сказала тетя Луиза странно высоким
голосом, что служило верным признаком раздражения, когда тетя Ева после того
самого воспитательского часа тщетно старалась заставить ее, Кристи,
заговорить. Директриса только смотрела на нее и качала головой, а бабушка
молчала, холодно, враждебно глядя на тетю Еву.: "Какое вам до нее дело, -
говорило лицо бабушки, - я знаю, что с девочкой, но вам ни за что не скажу,
об этом мы и дома-то говорим очень редко, у нас ведь тоже есть свои семейные
тайны. Уж я-то ее не выдам, сколько бы вы ни поставили ей по поведению".
"Вот-вот, - сказала тетя Луиза, и это уже относилось к тете Еве. - Вот
она, Кристина Борош, ученица восьмого класса, чудо современной
педагогики..."
Ей тогда стало очень горько и обидно, потому что тетя Луиза совсем
случайно оказалась при этом разговоре, никто и не звал ее - она случайно
заглянула в учительскую да и осталась там. "И это как раз в год окончания
школы..." - сказала тетя Луиза бабушке, сверкнув глазами, а Кристи в это
время думала: хоть бы уж отпустили домой! В окне бился шмель, наверное
последний в нынешнем году: ведь стоял уж октябрь, и шмель все бился, бился
крылышками о стекло, отчаянно и упрямо, все хотел вырваться, совсем как она.
"Почему ты не слушаешь, Кристи? - спросила тетя Ева, потом посмотрела на
бабушку и сказала, но не сердито, а скорее печально: - Вот видите, она даже