"Рафаэль Сабатини. Торквемада и испанская инквизиция" - читать интересную книгу автора

Несоответствие между этой заповедью Спасителя и положением в миру,
которое занял Его наместник на земле, становилось все более разительным и
достигло высшей точки с началом эры Ренессанса.
Римские плебеи середины первого века, собиравшиеся для обсуждения и
взаимного обучения тому, как воплотить в жизнь новую доктрину любви и
смирения, изустно принесенную с Востока, с ее неизвращенной простотой, еще
не обремененную теологическими нагромождениями, не скованную догмами, были
поистине бесконечно далеки от высокомерных, грубых римских христиан времен
папы Иннокентия III.
Наследника апостола Петра - бедного рыбака из Галилеи! - возвели на
папский трон с пышностью, превосходящей коронацию любого земного властелина.
В миру он был обладателем значительных территорий, а в духовной сфере
возглавлял империю, охватившую весь христианский мир, и усиливал свою
верховную власть, извергая молнии анафемы, которую сам же изобрел. Его двор
блистал облаченными в алые одежды бесшумными прелатами, патрициями в шитых
золотом и серебром костюмах, полководцами в парадных мундирах,
расфуфыренными щеголями и величественными сенаторами. Сам же Иннокентий на
коронации был облачен в торжественные одеяния, вязанные из прекраснейшего
руна, и был увенчан тройной диадемой из белых павлиньих перьев, охваченных
пылающими спиралями золотых нитей, унизанных драгоценными камнями. На
коронации короли прислуживали ему за столом, преклоняя колени: а принцы
крови и патриции оказались в роли простых лакеев.
Со ступеней Латеранского дворца в день своего вступления на трон он
швырял пригоршни монет в толпу римлян, восклицая: "Золото и серебро не для
меня. Я отдаю тебе все, что имею!"
Но папская казна не пострадала от подобной "щедрости", поскольку
источники ее богатства были неистощимыми. Иннокентия III окружала
невообразимая роскошь: силой своего богатства он управлял развитием искусств
и ремесел.
Церковная пышность не ограничивалась Римом и папским двором. Постепенно
она пропитала самое тело церкви, поразила даже монашеские ордена. Забыв
материальную непритязательность своих исходных принципов, они перешли на
уровень баронской роскоши. Располагая обширными аббатствами с богатыми
пашнями и виноградниками, святые отцы управляли сельскими округами и
церковными приходами, облагая их налогами скорее как феодалы, чем как
священнослужители. Столь надменным и аристократическим стал сам дух
каноников, чьей миссией было проповедовать самую возвышенную из
демократических доктрин, что церковь более не соответствовала плебейским и
крестьянским слоям общества: она быстро становилась институтом патрициев и
для патрициев.
Долго ли могло сохраняться такое положение, к каким результатам оно
могло привести - об этом, наверное, бесполезно строить предположения. Факт
заключается в том, что вниманием не обошли бедных и обездоленных. Причиной
тому - появление двух людей, столь же близких по духу, сколь и несхожих,
почти одновременно приехавших в Рим и встретившихся у подножия папского
трона.
Каждый из них мог стать основателем новой концепции, если бы не
обнаружил, что на свете уже существует идеальная религия. Оба - люди
высокого происхождения, начинавшие в легких жизненных обстоятельствах: один,
Франческо Вернардоне, - сын богатого купца из Ассизи27 ; другой, Доминик де