"Рафаэль Сабатини. Псы господни " - читать интересную книгу автора

ожесточившуюся душу. В ее улыбке промелькнула нежность. Джервас не преминул
этим воспользоваться.
- Клянусь честью, вы ко мне неблагосклонны, - заявил он, возвращаясь к
прежней теме. - Я сгорал от нетерпения увидеть вас, а вы оказали мне такой
холодный прием.
- Но вы затеяли ссору, - напомнила она.
- Разве меня не провоцировали? Разве этот щенок Годолфин не насмехался
надо мной? - раздраженно возразил Джервас. - Почему в ваших глазах то, что
делает он, - хорошо, а то, что делаю я, - плохо? Кто он вам, что вы
защищаете его?
- Он мой родственник, Джервас.
- И это дает ему право публично оскорблять меня, вы это хотите
сказать?
- Может быть, мы оставим в покое мистера Годолфина? - предложила она.
- С превеликой радостью! - воскликнул Джервас.
Маргарет рассмеялась и взяла его за руку.
- Пойдемте к отцу, вы еще не засвидетельствовали ему своего почтения.
Расскажете ему о своих подвигах на море, а я послушаю. Возможно, меня так
очарует эта история, что я вам все прощу.
Джервасу показалось несправедливым то, что он еще должен заслужить
прощение, но он не стал спорить с Маргарет.
- А что потом? - нетерпеливо спросил он.
Маргарет снова рассмеялась.
- Господи, что за страсть опережать время! Неужели нельзя спокойно
дожидаться будущего, обойтись без вечного стремления его предсказать?
Джервас какое-то мгновение колебался, но потом ему показалось, что он
прочел вызов в ее глазах. И он рискнул - схватил ее в объятия и поцеловал.
И поскольку на сей раз Маргарет не выказала недовольства, Джервас заключил,
что понял ее правильно.
Они вошли в библиотеку и оторвали графа от его ученых занятий.


ГЛАВА V

ВЫБРОШЕННЫЙ НА БЕРЕГ

Дон Педро де Мендоса и Луна, граф Маркос, испанский гранд, открыл
глаза: в бледном предрассветном небе клубились облака. До него не сразу
дошел смысл увиденного. Потом он понял, что лежит спиной на песке, насквозь
промерзший и больной. Стало быть, он еще жив, но как это все произошло и
где он сейчас, еще предстояло выяснить.
Преодолевая ноющую боль в суставах, он приподнялся и увидел, как вдали
за мертвой зыбью опалового моря растекался по небу сентябрьский рассвет. От
напряжения у него закружилась голова, перед глазами закачались небо, море и
земля, к горлу подкатила тошнота. Боль пронзила его с головы до ног, будто
его выкручивали на дыбе, глаза ломило, во рту была невыносимая горечь, в
голове стоял туман. Он улавливал лишь, что жив и страдает, и весьма
сомнительно, что сознавал себя как личность.
Тошнота усилилась, потом его буквально вывернуло наизнанку, и,
обессилев, он повалился на спину. Но через некоторое время туман в голове